А судьи кто по комедии А. С. Грибоедова Горе от ума

А судьи кто по комедии А. С. Грибоедова Горе от ума А судьи кто? (по комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума») Автор: Грибоедов А. С. Победу над Наполеоном стремились использовать для укрепления своей власти. Усилились произвол полиции, цензурные притеснения передовой общественной мысли. Благородные чувства национальной гордости, охватившие передовых людей под влиянием побед в Отечественной войне, омрачились сознанием бесправного положения народа. Они начали понимать, что основным виновником тяжёлого положения народа является самодержавие, которое “отблагодарило” народ введением военных поселений, жестокой реакцией в области культуры и просвещения. Первыми русскими революционерами были декабристы, которые с детства видели ужасы крепостного права и поэтому прониклись глубокой ненавистью к угнетению и крепостничеств, и к тому самому чиновно-бюрократическому обществу, характеристика которого дана Грибоедовым в комедии и о котором я хочу поразмышлять в своём сочинении. Но под этим блеском скрываются карьеризм, лживость, бездуховность. Это люди без высоких стремлений и идеалов. Им незачем и не к чему стремиться, разве что только к высоким чинам, богатству и высокому положению в обществе, но это низкие, корыстливые цели. Идеологией фамусовского общества является крепостническая идеология. Фамусовы – ярые крепостники, считающие вполне законным право помещика распоряжаться людьми так, как им угодно и непризнающие в крепостных людях человеческого достоинства, что можно подтвердить репликами Хлествой: “От скуки я взяла с собой Арапку-девку да собачку; вели их накормить, ужо, дружок мой, от ужина солишь подачку” и Фамусова: “В работу вас, на поселенье вас.” На примере же Молчалина можно проследить стремление фамусовского общества к личной выгоде. Молчалин задался целью достичь “степеней известных” и определился в следующем: “Во-первых, угождать всем людям без изъятья – хозяину, где доведётся жить, начальнику, с ним буду я служить, слуге его, который чистит платья, швейцару, дворнику, для избежанья зла, собачке дворника, чтоб ласкова была”. Он льстит и угождает при каждом удобном случае всем, кто когда-нибудь может быть ему полезным. Только ради выгоды Молчалин прикидывается влюблённым в Софью, ведь она дочь его начальника и её расположение может очень пригодиться. Только лишь ради выгоды он заискивает перед Хлестовой, составляя ей партию для игры в карты и восторгаясь её собачкой. Как низко, мелко, мерзко: общаться, делать что-то, унижаться – для выгоды! Представители фамусовского общества – люди не слишком-то образованные, и поэтому понятно их враждебное отношение к просвещению, науке, к нерядовым, мыслящим по-новому людям. Стремление это отражается в их репликах. Фамусов говорит об ученье: “Ученье – вот чума, учёность – вот причина”, говоря про Чацкого, восклицает: “Опасный человек!”, про учителей высказывает: “Берём же побродяг …”. Скалозуб тоже ярый враг наших, как Чацкий, защитников просвещений, науки. “Учёностью меня не обморочишь”, - говорил он. культуре, к русскому языку. Они льстят и лицемерят по отношению к вышестоящим. Так, например, Фамусов, принимая Скалозуба, проявляет вкрадчивость, подобострастие – в тоне речи, в словах появляются ласкательные суффиксы. Начинает прибавлять услужливое - “с”: “Сергей Сергеич, к нам сюда-с”. Сплетни, клевета – это испытанное орудие борьбы фамусовского общества с такими людьми, как Чацкий. И мы видим, как новая, необычная фраза, нечаянно брошенная Софьей, о сумашествии Чацкого, быстро распространилась среди гостей. Я пишу сочинение на тему “А судьи кто?”. Название темы является первой строкой монолога Чацкого. Монологу предшествует убеждение Фамусова: “Не я один, все так же осуждают.” А кто же осуждает Чацкого, кто может его осуждать?! Не эти же нравственно низкие, бесцельные, невежественные, слабодушные, мелочные людишки! Не они ли? Вот, кажется, прочитали комедию, все события – прошлое, но если подумать, веди и в нашем обществе существуют такие Молчалины, Фамусовы… По словам Гончарова, мы не отодвинулись от эпохи на достаточное расстояние, что между ею и нашим временем шла непроходимая будна. Гончаров говорит про своё время, то же самое мы можем сказать про своё.