Оды Державина
«На возвращение гр. Зубова из Персии» принадлежит к таким же смелым его поступкам. «Водопад», написанный после смерти Потемкина, есть, без сомнения, столько же благородный, сколько и поэтический подвиг. Судя по могуществу Потемкина, можно было бы предположить, что большая часть стихотворений Державина посвящена его прославлению; но Державин при жизни Потемкина очень мало писал в честь его... Должно сказать правду: за многие дела и самый сатирик не может не чтить Державина. К числу таких дел принадлежит его ода «Памятник Герою», написанная в честь Репнина, который находился в то время под опалою у Потемкина». («Сочинения Державина».)
Державин и в самом деле был искренен в своих похвалах и, - что важно, - хотел, чтобы его читательская аудитория верила его искренности.
«Фелицу»-Екатерину восторженно. Издалека она представлялась ему такою. Екатерина назначила его своим статс-секретарем. В глазах Державина обаяние Фелицы померкло при более близком знакомстве с нею и с ее политикой; и вот - Державин не мог более писать о ней в хвалебном тоне. Между тем, Екатерине надоело ждать новых прославлений, и она всеми способами показывала Державину свое желание прочитать новую «Фелицу»; Державину стали и прямо говорить и даже писать об этом придворные по наущению Екатерины. А он не мог, - даже пытался было, - и не мог ничего написать похвального, когда он не видел, за что хвалить, «не будучи возбужден каким-либо патриотическим славным подвигом, не мог он воспламенить своего духа, чтоб поддерживать свой высокий идеал, когда вблизи увидел подлинник человеческий с великими слабостями»; это слова самого Державина.
Он рассказал обо всем этом подробно в своих «Записках». Он сказал здесь, что не мог уже ничего «написать горячим, чистым сердцем в похвалу» Екатерины. Горячее, чистое сердце поэта - это был новый и прекрасный лозунг. Аналогична была история отношения Державина-поэта к Александру I, которого он, разойдясь с ним во взглядах, стал воспевать как красивого и обаятельного юношу в частном быту, - но не как государственного деятеля. Образ Державина запомнился еще поколению декабристов как образ твердого гражданина.
Державинская независимость привлекала к нему симпатии радикальной молодежи и заставляла «благонамеренных» слуг правительства видеть в нем «крамольника». Ему приписывались в списках всякие вольнодумные стихотворения - от оды Клушина, безбожника и разночинного бунтаря (ода «Человек»), до оды «Древность», автором которой скорее всего являлся Радищев.
Не только слава Державина, но и его влияние на русскую литературу было огромно. При этом важно подчеркнуть, что это влияние было глубоко воспринято не идеалистически настроенными руководителями дворянского сентиментализма, а более демократическими литературными течениями. Ревностными учениками Державина оказались уже в конце XVIII в. молодые поэты-бунтари в журнале «Зритель» - Иван Крылов и Клушин. Их лирика производит иногда впечатление близкого подражания державинским одам. Но то, что было свойственно Державину стихийно - глубокий освобождающий смысл его тяги к реализму, его культ человека, личности, свобода его «простонародной» речи, - все это было идеологически, политически осознано Крыловым и Клушиным и открыто связано в их творчестве с радикальным мировоззрением.
совершали свое завоевание читательских умов, одновременно с ними и в противовес им Державин оставался руководителем литературы, тяготевшей к реализму, и литературы гражданской. Не случайно особое внимание к Державину Радищева, испытавшего немалое влияние его в своей художественной практике. Именно Державин был единственным человеком, лично не знакомым Радищеву, которому он переслал экземпляр своего «Путешествия». В упомянутой уже оде «Древность», вероятно принадлежащей Радищеву, говорится о всепожирающей силе времени и о тех именах великих мужей, которые останутся от XVIII в.; этих имен три:
Как оракул вольныя страны,
Под венком дубовым, в гривне с шеи...
«Путешествие» Радищева - книга, заслуживающая осуждения, будто бы он передал ей свой экземпляр этой книги с отметкой наиболее сильных мест в ней, - ни на чем не основана, и, без сомнения-, ложна.
Муза в чалме - это Державин, поставленный между деятелем американской революции Франклином и радикальным публицистом, прославившим эту революцию, Рейналем.
«дум» Рылеева - «Державин»; в ней Рылеев создал образ Державина-патриота:
Общественное благо ставил,
Святую добродетель славил.
Он долг певца постиг вполне,
И был в родной своей стране
Органом истины священной.
Везде певец народных благ,
Везде гонимых оборона,
И зла непримиримый враг...
Так Рылеев перебрасывал мост от поэзии Державина к своему декабристскому творчеству. Пушкин, испытавший влияние Державина в юности, затем, в первой половине 20-х годов, преодолевает его и осуждает Державина. Но в 30-х годах он возвращается к Державину как к своему предшественнику. Недаром он берет из «Жизни Званской» эпиграф для своей «Осени», представляющей своеобразное повторение в иных условиях замысла именно этой оды Державина. Уже в набросках статей 1826-1828 гг. (по поводу статьи Кюхельбекера, «Есть различная смелость», ответ на статью в «Атенее») Пушкин говорит о стихотворениях Державина с огромным уважением, ставит их в один ряд с величайшими произведениями поэзии.
«Памятнике» в пушкинском «Памятнике», проходящее через весь текст стихотворения, говорит о том, что именно на фоне понимания великой роли Державина в истории русской поэзии утверждает Пушкин свое собственное место как народного поэта. Белинский, который любил поэзию Державина, но боролся, и страстно боролся с ее «риторикой», с остатками в ней классицизма, - потому что он должен был расчистить место для зрелого реализма, для Лермонтова, для правильного понимания Пушкина, - тем не менее указывал на народность державинской поэзии. Подводя итог своему анализу творчества Державина, он Написал: «Державин - отец русских поэтов», и ниже: «Державин был первым живым глаголом юной поэзии русской». |
