Творчество Николая Гумилева
«высокое косноязычие» самой судьбы. В его трудах столь высоки притязания и надежды, так ясен удел, так неколебима вера:
Не спасешься от доли кровавой,
Но молчи несравненное право -
Самому выбирать свою смерть.
к нему, стряхнув полицейские сны, на свет божий, к самим себе. И к великой русской поэзии нашего зека - нерукотворному свидетельству подлинности бытия, неслучайности мира и человека.
«Божественность дела поэта» Гумилев стремился доказать и утвердить всеми доступными человеку средствами на личном примере. В этом смысле, как это ни странно звучит, Гумилев погиб не столько за Россию, сколько за поэзию...»- писал Георгий Иванов, друг и ученик Гумилева.
Человек судьбы неизбежно становится человеком-легендой. Именно так, и таким пребывал и пребывает Николай Гумилев в «русском мифе», в нашем национальном мире. Один из современников иронически заметил, что Гумилеву «всю жизнь было шестнадцать лет». Да, до конца дней поэт оставался «русским мальчиком», в единственном, святом (по Достоевскому) смысле.
Русская литература первой четверти XX века непредставима без содеянного Гумилевым. Прекрасный поэт, прекрасный мастер стихотворного перевода, умный и проницательный критик, человек действия - он и просто «любим на Руси». Как издавна любят на ней, с горестным восхищением, своих великих и несчастных поэтов.
Все души милых на высоких звездах.
Царскосельский воздух
Был создан, чтобы песни сотворять.
Так писала Анна Ахматова на смерть Гумилева. Он не сомневался в несомненном, был бодр и тверд духом - жил, писал, любил, Никогда не исчезал, и надо думать, никогда не исчезнет из стихий, слагающих русскую судьбу.
И тому свидетельство - предсмертные стихи Георгия Иванова, созданные в изгнании, но уверенно возмещающие неизбежность возвращения, неистребимость духа и поэзии:
... Зимний день. Петербург. С Гумилевым вдвоем,
Вдоль замерзшей Невы, как по берегу Леты,
Мы спокойно, классически просто идем,
Так оно и пребудет. | 
