«Детство»)
«круглая, большеголовая, с огромными глазами и смешным рыхлым носом... мягкая и удивительно интересна», «сутула, почти горбата, а двигалась легко и ловко, точно большая кошка». Это только описание внешности, а вот уже и наблюдения: «Вся она - темная, но светилась изнутри - через глаза - неугасимым, веселым и теплым светом».
из которых выжили только трое. Муж всю жизнь зверски бьет, и ни слова поперек в ответ, все оправдывает: «Сердится, трудно ему, старому, неудачи все... Ты меня не больно жалей... я ведь тоже поди-ка и сама виновата». Сыновья - звери, а все на защиту бросается и учит внука: «Кто в чем виноват - это дело не твое. Господу судить и наказывать». Что спасало ее, давало внутренний свет? «Сказок, былей и стихов она знала бесчисленно много», «плясала, словно рассказывала что-то», разговаривала с Богом («Он поймет. Ему что ни говори - он разберет...») и Богородицей («Радости источник, красавица пречистая, яблоня во цвету!..») как с равными, с лошадьми («Что, дитятко? Что, котенок? Пошалить охота? Ну, побалуй, богова забава!»), птицами, растениями, домовым.
Много в ней силы, внутреннего огня, неугомонности жизни: «Бабушка стряпала, шила, копалась в огороде и в саду, вертелась целый день, точно огромный кубарь, подгоняемый невидимой плеткой, нюхала табачок, чихала смачно и говорила, отирая потное лицо: «Здравствуй, мир честной, во веки веков!» Во время пожара всюду поспевала: успела приказать вынести из дома иконы и увести детей, вытащить купорос из мастерской, остановить лошадь, организовать и поблагодарить соседей; с обгоревшими руками после пожара принимала роды. Пятеро мещан бьют мужика - бабушка мчится на помощь, размахивая коромыслом. Вслушайтесь в отзывы об этой женщине деда («Ду-ура, блаженная ты дура... ничего тебе не жалко...»), внука («Ты - ровно святая, мучают-мучают тебя, а тебе - ничего!»).
Ни богатство, ни бедность, ни горе, ни радость не меняют ее. «И сама бабушка, точно из меди лита, - неизменна», как сама жизнь. |