Идеал героини в романе «Обрыв»
Это Вера. Выросшая в условиях "устаревшей, искусственной формы, в которую так долго отливался склад ума, нравы и все образование девушки до замужества", героиня благодаря. "инстинктам самосознания, самобытности, самодеятельности" (VIII, 77) верно угадывает истину любви и семьи и упорно, вопреки самой драматической ошибке - страсти к Марку Волохову - стремится к ней. Идеал героини, как ранее Ольги Ильинской, - любовь-долг. На этом важнейшем в системе нравственных ценностей Гончарова понятии следует остановиться. Формулировка "любовь-долг" родилась не без учета того неразрешимого противоречия между потребностями развитой личности (в высокой любви) и требованиями общества (долгом), которое предопределяло горестный удел героев повестей ("Переписка", "Фауст", "Ася" и др.) и романов Тургенева 50-х годов. Она призвана открыть для взаимоотношений личности с современной действительностью обнадеживающую перспективу, снимающую их трагизм.
Конечно, это изменяет и сам характер обязанностей человека. Они ограничиваются духовно-нравственным участием и воздействием любящих на окружающих. Однако для Гончарова такое воздействие и было самым плодотворным, так как именно оно, с его точки зрения, обеспечивало внутреннее совершенствование человека и общества. Не подменяя социальных, политических, имущественных отношений людей, любовь-долг в то же время становилась образцом для них.
центром.
С появлением в конце второй части "Обрыва" Веры роман принимает вид своеобразной иерархической экспозиции разных видов любви, в той или иной[ степени далеких" от ее "нормы" и поэтому ошибочных или искаженных.
Таковы условно-светские отношения Софьи Беловодовой, холодной петербургской красавицы, с итальянским графом Милари. В них все подчинено царящим в "аристократическо-обломовской"(УШ, 85) среде нормам "хорошего тона", не допускающего и намека на искреннее сердечное движение.
"чистый, светлый образ" этой девушки сравнивается с "Перуджиниевской фигурой" (V, 119). Однако само это чувство узкоодностороннее и по господствую-' щему в нем тону (здесь все замешано на самоотречении и самопожертвовании лишь с проблесками робкой надежды на счастье), и по его сосредоточенности в себе. Нежная, чувствительная и вместе с тем нежизнеспособная, героиня выглядит архаичной, как бы сошедшей со страниц сентиментальных повестей рубежа XVIII-XIX веков и не случайно названа Райским в его "эскизе" о ней "бедной Наташей".
И того дальше от современности "роман" Татьяны Марковны Бережковой и Тита Никоныча Ватутина, которого Райский как-то назвал "старым, отжившим барином" (V, 312). Позднее он внес поправку: "Тит Никоныч джентльмен... " (VI, 412). Если в лице Ватутина Гончаров воспроизводит "тип русского маркиза", то Бережкова писалась им "с... женщин старого доброго времени... " (VIII, 102, 90). Потаенная, но пронесенная сквозь всю их жизнь любовь Татьяны Марковны и Ватутина изображена романистом в жанровой традиции рыцарской повести.
Для Марфиньки любить - значит "выйти замуж", причем лишь с одобрения и благословения "бабушки". "Пассивное выражение эпохи" (VIII, 77) и окружающего ее патриархального уклада, Марфинька не ведает "страстей, широких движений, какой-нибудь дальней и трудной цели". Тщетны попытки Райского разбудить ее от душевного сна, он преуспел столь же мало, как и в случае с Софьей Беловодовой. Марфинька выходит замуж за молодого чиновника Викентьева, но "роман" ее, лишенный духовного содержания, мало отличается от жизни Беловодовой. "Там, - говорит Райский, - широкая картина холодной дремоты в мраморных саркофагах, с золотыми, шитыми на бархате, гербами на гробах; здесь - картина теплого летнего сна, на зелени, среди цветов, под чистым небом, но все сна, непробудного сна" (V, 190). |
