Женские образы в романе И. Гончарова "Обломов"
Роман И. А. Гончарова «Обломов» согрет двумя историями любви: Ольги Ильинской и Агафьи Матвеевны Пшеницыной.
проблему равенства женщины. Эта целеустремленная, волевая девушка стоит в ряду лучших героинь русской литературы. Автор подчеркивает простоту и естественность своей героини: «... В редкой девице встретишь такую простоту и естественную свободу взгляда, слова, поступка. У ней никогда не прочтешь в глазах: «Теперь я подожму немного губу и задумаюсь - я так недурна». Взгляну туда и испугаюсь, слегка вскрикну, сейчас подбегут ко мне. Сяду у фортепьяно и выставлю чуть-чуть кончик ноги»... Ни жеманства, ни кокетства, никакой лжи, никакой мишуры, ни умысла!». Внешность ее тоже не была примечательной: «Ольга в строгом смысле не была красавица, то есть не было ни белизны в ней, ни яркого колорита щек и губ, и глаза не горели лучами внутреннего огня; ни кораллов на губах, ни жемчугу во рту не было, ни миньятюрных рук... Но если б ее обратить в статую, она была бы статуя грации и гармонии. Несколько высокому росту строго отвечала величина головы, величине головы - овал и размеры лица; все это в свою очередь гармонировало с плечами, плечи - со станом... Но образовал чуть заметно выпуклую, грациозную линию; губы тонкие и большею частью сжатые: признак непрерывно устремленной но что-нибудь мысли. То же присутствие говорящей мысли светилось в зорком, всегда бодром ничего не пропускающем взгляде темных, серо-голубых глаз. Брови придавали особенную красоту глазам: они не были дугообразны, не округляли глаз двумя тоненькими, нащипанными пальцем ниточками - нет, это были две русые, пушистые, почти прямые полоски, которые редко лежали симметрично: одна на линию была выше другой, от этого над бровью лежала маленькая складка, в которой как будто что-то говорило, будто там покоилась мысль.
Ходила Ольга с наклоненной немного вперед головой, так стройна, благородно покоившейся на тонкой гордой шее; двигалась всем телом ровно, шагая легко, почти неуловимо... "
Несмотря на такую непосредственность героини отношение к ней в обществе было неоднозначным: «... глядя на нее, самые любезные из молодых людей были неразговорчивы, не зная, что и как сказать ей
о музыке и литературе: говорила она мало и то свое, неважное - и ее обходили умные и бойкие «кавалеры»; небойкие, напротив, считали ее слишком мудреной и немного боялись»'.
«пробуждать» Обломова от его вечной спячки. Ей нравилось устремлять на него любопытный взгляд, «добродушно уязвлять его насмешками над лежанием над ленью, над неловкостью... У ней, в умненькой головке, развился уже подробный план... она мечтала как «прикажет» ему прочесть книги... потом читать каждый день газеты и рассказывать ей новости, писать письма в деревню, дописывать план устройства имении, приготовиться ехать заграницу...»
Девушке нравилось сознавать себя властной над Обломовым: «И все это чудо сделает она, такая робкая, молчаливая, которой до сих пор никто не слушался, которая еще не начала жить! Она - виновница такого превращения!.. Она даже вздрагивала от гордого, радостного трепета; считала это уроком, назначенным свыше».
И ей удается пробудить Обломова к жизни Если раньше мы видели его в засаленном халате, постоянно лежащим на диване, обрюзгшим не по летам, то после знакомства с Ольгой его образ жизни резко изменился: «Встает он в семь часов, читает, носит куда-то книги. На лице ни сна, ни усталости, ни скуки. На нем появились даже краски, в глазах блеск, что-то вроде отваги или по крайней мере самоуверенности Халата не видать на нем... Обломов сидит с книгой или пишет в домашнем пальто; на шее надета легкая косынка-воротнички рубашки выпущены на галстук и блестят, как снег. Выходит он в сюртуке, прекрасно сшитом, в щегольской шляпе... Он весел, напевает...»
Но изменился не только Обломов. Изменилась и Ольга: постоянно общаясь с Ильей Ильичом, она влюбляется.
«Она любит меня, в ней играет чувство ко мне. Возможно ли? Она обо мне мечтает; для меня пела она так страстно...» - такие мысли пробудили в Обломове гордость за себя. Но одновременно рождается мысль о том, что такого не может быть: «Любить меня, смешного, с сонным взглядом, с дряблыми щеками...»
Но Обломов, как в прежней своей службе и увлечениях, и в любви также не настойчив и не уверен в себе Стоило ему предположить, что Ольга равнодушна к нему, как он снова готов погрузиться в прежнюю спячку: «Нет, это тяжело, скучно! - заключил он. - Переду на Выборгскую сторону, буду читать, буду заниматься, читать, уеду в Обломовку... один! - прибавил потом с глубоким унынием. - Без нее! Прощай, мои рай, мой светлый, тихий идеал жизни!»
Он не пошел ни на четвертый, ни на пятый день; не читал, не писал, отправился было погулять, вышел на пыльную дорогу, дальше надо в гору идти.
«Вот охота тащиться в жар!» - сказал он сам себе, зевнул и воротился, лег на диван и заснул тяжелым сном, как, бывало, сыпал в Гороховой улице, в запыленной комнате, с опущенными шторами».
«любовь делалась строже, взыскательнее, стала превращаться в какую-то обязанность, явились взаимные права». Но вместе с тем оставалось и прежнее противостояние: «... она перешла к деспотическому проявлению воли, отважно напоминала ему цель жизни и обязанностей и строго требовала движения, беспрестанно вызывала наружу его ум...
Еще сильнее, нежели от упреков, просыпалась в нем бодрость, когда он замечал, что от его усталости уставала и она, делалась небрежною, холодною. Тогда в нем появлялась лихорадка жизни, сил, деятельности...»
Наконец Обломов приходит к мысли, что любовь Ольги к нему - ошибка, «... это только приготовление к любви, опыт, а он - субъект, который подвернулся первый, немного сносный, для опыта, по случаю...» Илья Ильич честно доносит свою мысль до Ольги в письме, заодно прощаясь с ней. Но и это испытание Ольга выдержала, сумев разобраться и в своих чувствах, и в чувствах Обломова. После объяснения в аллее наступило время безоблачного счастья, но Ольга иногда «впадала в тягостную задумчивость: что-то холодное, как змея, вползало в сердце, отрезвляло ее от мечты, и теплый, сказочный мир любви превращался в какой-то осенний день...
Она искала, отчего происходит эта неполнота, неудовлетворенность счастья? Чего недостает ей? Что еще нужно?..
»
А что же Обломов? А он «... не учился любви, он засыпал в своей сладостной дремоте... По временам он начинал веровать в постоянную безоблачность жизни, и ему опять снилась Обломовка...» А если мы вспомним разговор Ильи Ильича со Штольцем, то увидим тот идеальный образ спутницы жизни, который рисуется в его воображении: «... Кругом его самого резвятся его малютки, лезут к нему на колени, вешаются на шею; за самоваром сидит... царица всего окружающего, его божество... женщина! жена!.. Потом, обняв жену за талию, углубиться с ней в бесконечную, темную аллею; идти с ней тихо, задумчиво, молча или думать вслух, мечтать, считать минуты счастья как биение пульса; слушать, как сердце бьется и замирает...» Мы видим, что идеал будущей жизни Обломова - созерцательный. Это та же Обломовка, но с нотами, книгами, роялем и изящной мебелью.
«два начала, причем одно из них встретиться в Ольге, другое - в Пшеницыной. Сразу же после гуляния жена ждет Обломова на балконе, в блузе и чепце, и дарит ему роскошный поцелуй. Но тут же: «Чай готов!»... нет здесь яркой страсти, которой Обломов боялся, - лишь спокойная любовь».
Не думаю, что Ольгу устроил бы тот образ жизни, который виделся Обломову. Да он до женитьбы дело так и не довел. Даже те «странные» взгляды на него (как на жениха) со стороны гостей Ильинских наводят на него ужас. Обломов беспокоится о репутации Ольги, боится скомпрометировать ее, понимая при этом, что он должен сделать предложение. Ругая Захара за то, что тот распространяет слухи о предстоящей женитьбе, Обломов описывает ему все те сложности, которые связаны с этим шагом и... сам ужасается!
Безденежье, неустроенность имения, долги - все это представляется неразрешимым Илье Ильичу и порождает уже другие мысли: «Господи! Зачем она любит меня? Зачем я люблю ее? Зачем мы встретились?.. И что это за жизнь, все волнения да тревоги! Когда же будет мирное счастье, покой?» Он «все доискивался... такого существования, которое было бы исполнено содержания, и текло бы тихо, день за днем., капля по капле, в немом созерцании природы и тихих, едва ползущих явлениях семейной, мирно-хлопотливой жизни. Ему не хотелось воображать ее широкой, шумно несущейся рекой, с кипучими волнами, как воображал ее Штольц». Поэтому Обломов избегает встреч с Ольгой, незаметно возвращаясь к своему прежнему образу жизни, но теперь уже на Выборгской стороне, в доме Агафьи Матвеевны Пшеницыной; Ольга понимает, что ошиблась в Обломове, что ни сейчас, ни через год он не устроит свои дела, и расстается с ним: «... Я думала, что я оживлю тебя, что ты можешь еще жить для меня, - а ты уж давно умер... Камень бы ожил от того, что я сделала... Я узнала недавно только, что я любила в тебе, что я хотела, чтоб было в тебе, что указал мне Штольц, что мы выдумали с ним. Я любила будущего Обломова!»
«Ей было лет тридцать. Она была очень бела и полна в лице, так что румянец, кажется, не мог пробиться сквозь щеки. Бровей у ней почти совсем не было, а были на их местах две немного будто припухлые, лоснящиеся полосы, с редкими светлыми волосами. Глаза серовато-простодушные, как и все выражение лица; руки белые, но жесткие, с выступившими наружу крупными узлами синих жил». Недалекая, она находит счастье в хлопотах по дому, заботе о детях и... Обломове. Она - воплощение той «обломовской» жены-хозяйки, одно из начал мечты Ильи Ильича: « Она все за работой, все что-нибудь гладит, толчет, трет...» Получив в свои руки еще и хозяйство Обломова, «Агафья Матвеевна выросла... и жизнь закипела и потекла рекой».
«Постепенная осадка дна морского, осыпанье гор, наносный ил, с прибавкой легких вулканических взрывов - все это совершилось всего более в судьбе Агафьи Матвеевны, и никто, всего менее она сама, не замечал это» - так пишет автор о зародившемся любовном чувстве к Обломову этой героини. Хлопоты ее - это уже не просто заботы хозяйки о жильце. Она бурно переживает неудавшееся блюдо, не спит, если Илья Ильич задержался в театре или засиделся у Ивана Герасимовича, просиживает ночи напролет у его постели, когда Обломов сделался болен; похудела и сделалась «точно каменная», когда Обломов всю зиму «был мрачен, едва говорил с ней, не заглядывал к ней».
«Илья Ильич ходит не так, как ходил ее покойный муж,., глядит он на всех и на все так смело и свободно, как будто требует покорности себе. Лицо у него не грубое, не красноватое, а белое, нежное; руки не похожи на руки братца... Белье носит тонкое, меняет его каждый день, моется душистым мылом, ногти чистит - весь он так хорош, так чист, может ничего не делать и не делает... Он барин, он сияет, блещет! Притом он так добр: как мягко он ходит, делает движения... И глядит он и говорит так же мягко, с такой добротой... ». Теперь «все ее хозяйство, толченье, глаженье, просеванье и т. п. - все это получило новый, живой смысл: покой и удобство Ильи Ильича».
А Обломов с присущим ему «барским» эгоизмом как должное воспринимал заботы о нем хозяйки и «не понимал,.. какую неожиданную победу он сделал над сердцем хозяйки». «Его отношения к ней были гораздо проще: для него в Агафье Матвеевне, в ее вечно движущихся локтях,., во всезнании всех домашних и хозяйственных удобств воплощался идеал того необозримого как океан и ненарушимого покоя жизни, картина которого неизгладимо легла на его душу в детстве, под отеческой кровлей». Ему нравилось шутить с этой женщиной, смотреть на нее, но не было скучно, если он не видал ее. «Тоски, бессонных ночей, сладких и горьких слез - ничего не испытал он». Живя у Пшеницыной, «... у него не рождается никаких самолюбивых желаний, позывов, стремлений на подвиги, мучительных терзаний о том, что уходит время, что гибнут его силы, что ничего не сделал он, ни зла, ни добра, что празден он и не живет, а прозябает». Именно к такой жизни всегда стремился наш герой и, наверное, именно такая женщина нужна ему была после «воспитания» его требовательной Ольгой. Обломову не нужно было переживать о том, что подумает о нем Агафья Матвеевна, «... что сказать ей, как отвечать на ее вопросы, как она взглянет...»
«... как вдруг барин... станет кушать вместо спаржи репу с маслом, вместо рябчиков баранину, вместо гатчинских форелей, янтарной осетрины - соленого судака, может быть, студень из лавочки...» Автор с неприкрытой иронией повествует о том, как Агафья Матвеевна решается поехать к мужниной родне, чтобы взять у них денег. Она твердо уверена, что «они сейчас дадут, как узнают, что это для Ильи Ильича. Если б это было ей на кофе, на чай, детям на платье, на башмаки или на другие подобные прихоти,... а то на крайнюю нужду, дозарезу: спаржи Илье Ильичу купить, рябчиков на жаркое, он любит французский горошек...» Получив отказ, она решается заложить жемчуг, полученный в приданое, потом серебро, салоп... В лице Агафьи Матвеевны Обломов обрел свое счастье: «Вглядываясь, вдумываясь в свой быт.., он, наконец, решил, что ему некуда больше идти, нечего искать, что идеал его жизни осуществился, хотя без поэзии, без тех лучей, которыми некогда воображение рисовало ему барское, широкое и беспечное течение жизни...» После смерти Обломова жизнь Агафьи Матвеевны потеряла всякий смысл: «Она поняла, что проиграла и просияла ее жизнь, что бог вложил в ее жизнь душу и вынул опять; что засветилось в ней солнце и померкло навсегда...»
подготовил к будущим отношениям с Андреем; своим существованием Обломов составил тихое счастье Агафьи Матвеевны. |
