«Белая гвардия». (Анализ 1 главы, 1 части)
Роман М. А. Булгакова «Белая гвардия» был написан в 1925 году.
Прежде чем приступать к анализу первой части первой главы, следует остановиться на эпиграфах, которые предваряют повествование. Первый из эпиграфов взят из произведения Пушкина «Капитанская дочка»: «Пошел мелкий снег и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл, сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось с снежным морем. Все исчезло.
- Ну, барин, - закричал ямщик, - беда: буран!
У данного эпиграфа свое значение. Метель в данном случае является символом страшных событий в обществе - социальная революция, война. Это опасные изменения, они так или иначе сказываются на всех людях. Никого не пощадит бедствие, все оказываются равны перед судьбой.
Второй эпиграф: «И судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими»... Этот эпиграф имеет не менее важное значение. Мотив Апокалипсиса, Страшного суда передают эти строки. Разве не стала революция прообразом Страшного суда? Ведь любые социальные изменения с полным правом можно назвать «концом света». Имеется в виду безвозвратное окончание старой жизни.
«Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй», - это характеристика эпохи. Снова мы сталкиваемся с мотивом Апокалипсиса. То, что происходит с людьми, это -другая жизнь, та, что, возможно, будет после «конца света». Все, что имело ценность и значение, вдруг разом поменялось. Началась новая эпоха в жизни людей, ее начало как раз совпало со вторым годом от начала революции.
Та жизнь, спокойная и мирная, которая была раньше, в одночасье закончилась. Семья Турбиных до сих пор жила в окружении той обстановки, которая была привычна и близка с самого раннего детства. Мы узнаем о мельчайших деталях обстановки, которая их окружала. Может быть, эти бытовые мелочи могли бы показаться несущественными, если бы речь не шла о предчувствии чего-то страшного, необратимого. В данном контексте бытовые мелочи: резцовая печь, самовар и белая скатерть, бронзовые часы, играющие гавот, и другие, бьющие башенным боем, ковры, на одном из которых изображен царь Алексей Михайлович с соколом на руке, «бронзовая лампа под абажуром, лучшие на свете шкапы с книгами, пахнущие таинственным шоколадом, с Наташей Ростовой, Капитанской Дочкой, золоченые чашки, серебро, портреты, портьеры...» являются не только символом уюта, они неразрывно связаны с прошлой жизнью, спокойной, мирной и счастливой.
ничего не останется. Сам дом - это символ спокойной, гармоничной, счастливой жизни.
Семья Турбиных и Тальберг понимают, что «жизнь... им как раз перебило на самом рассвете. Давно уже начало мести с севера, и метет, и метет, и не перестает, и чем дальше, тем хуже.» Но все-таки они надеются, ждут, что «вот перестанет, начнется такая жизнь, о которой пишется в шоколадных книгах, но она не только не начинается, а кругом становится все страшнее и страшнее».
ясно показывает, насколько такие попытки тщетны. Страх перед будущим очевиден: «Упадут стены, улетит сокол с белой рукавицы, потухнет огонь в бронзовой лампе, а Капитанскую Дочку сожгут в печи».
«Капитанской дочке» Пушкина является не чем иным, как опасением самого писателя за культурное наследие прежней эпохи. Новая жизнь с ее суровыми законами и кровавой действительностью наверняка не станет ценить старые традиции и культурные ценности. Фраза «упадут стены» заставляет задуматься о последнем надежном оплоте многих людей - доме. В данном контексте «упавшие стены» олицетворяют собой не один конкретный дом, разрушенный в свете свершившегося. Это более глобальный символ, олицетворяющий всю гибнущую эпоху.
Главный герой Алексей Турбин пытается найти утешение у священника. И тот отвечает ему, что на все воля Божья, пусть будут тяжкими испытания, но уныния допускать нельзя. То есть если каждый человек постарается строить собственную жизнь согласно библейским канонам, то он будет в состоянии преодолеть любые испытания.
начале романа прежнего жизненного уклада как бы противостоит дальнейшему повествованию. И это не случайно. Таким образом автор подчеркивает разницу старой жизни и той, грядущей новой жизни, которая пугает неизвестностью. |
