Художественное своеобразие романа «Мастер и Маргарита»
то роман Булгакова создан в невеселые времена. На каждом шагу нас ожидают лицемерие и наушничество, а главное сравнение, которое приходит в голову читателю, Римская империя эпохи Тиберия. Очевидно и то, что терзания Пилата имеют прямое отношение к эпохе самого Булгакова.
В Мастере и Маргарите Булгаков выступает во всех своих ипостасях. Здесь мы вновь сталкиваемся с привычными темами и мотивами гастрономией, розами, Фаустом, квартирным вопросом, театральным миром. Булгаков вновь пишет о богатстве и бедности, о докторах и больницах, о снах-галлюцинациях. Его снова заботят темы насилия, бюрократии, зловещего шепотка власть имущих. Вместе с ним мы размышляем о природе истории, о столкновении художника с обществом, о деяниях божественной справедливости.
В повествовательной структуре Мастера и Маргариты присутствуют три линии, причем в каждой из них обнаруживается свой собственный стиль. Сатирические сцены из жизни московской литературной и театральной среды написаны языком, напоминающим о комических повестях Булгакова, прежде всего о Театральном романе. Для этого языка характерны канцеляризмы, не слишком деликатные разговорные выражения, а также подробные физические описания действующих лиц. История Понтия Пилата рассказана другим стилем уравновешенным и красноречивым, окрашенным экзотической лексикой. Рассказчик в этих главах прозрачен. Что же до глав, где описаны чисто фантастические события, то они, пожалуй, созданы по законам кино, с упором на зримые детали. На первый взгляд эти три линии представляются независимыми друг от друга.
С точки зрения стиля этот роман наиболее свободное творение Булгакова. Рассказчик или рассказчики, в зависимости от взгляда читателя предстает в нем актером, то надевающим, то снимающим иронические маски. В иные минуты он настроен лирически, иногда страдает от острого недостатка сведений, порою предстает в виде комического хлопотуна, отвечающего на свои собственные риторические вопросы. А в главах о Пилате рассказчик полностью исчезает, предоставляя читателю свободу делать самостоятельные выводы.
Булгаков был по природе склонен к созданию романа в романе, пьесы внутри пьесы и сочинению литературы о писателях. Трудности этих приемов очевидны автора подстерегает опасность либо наскучить читателю, либо разочаровать его. Но Булгаков не обманывает наших ожиданий. Не ограничиваясь практическими последствиями писательского ремесла, он описывает и источник вдохновения, и сам процесс творчества. А в Мастере и Маргарите писатель намеренно доводит читателя до самой границы неверия в его художественную систему, чтобы еще надежнее заставить его принять все невероятные вещи в романе.
Поразительны и многообразны связи между библейскими главами романа и остальным текстом.
Прежде всего они заключаются в общности тем, фраз и мотивов. Это розы, красный, черный и желтый цвета (те же, что использует для описания дьявола Данте Алигьери), фраза О Боги, Боги (заимствованная из Аиды) все это подразумевает временные и пространственные параллели между героями и событиями.
от черт пейзажа (золотые идолы и золотые купола) до реального перемещения героев по городу (Арбат, Нижний Иерусалим). Совмещая Москву и Ершалаим, автор как бы вкладывает один город в другой, рассказ о событиях в Ершалаиме происходит в Москве, мы узнаем о московской жизни и одновременно видим ер-шалаимскую вместе с москвичами и глазами москвичей, так комментирует Сергей Максуров этот феномен событийной и временной параллельности двух городов, и далее он пишет: Это напоминает русскую матрешку, где каждая последующая фигурка сделана по образу и подобию предыдущей и в то же время вмещает в себя последующую.
и московские главы взаимосвязаны через намеки, подсказки и такой любимый прием Булгакова, как смещение. Одна из центральных сцен ершалаимской линии допрос. Против ожиданий, ничего подобного в московских главах нет. И если римский тиран дает почувствовать свою силу в любом решении Пилата, то на тогдашнего диктатора России автор даже не намекает. Все, что представляется нам типичным для жизни в Советском Союзе 30-х годов, при Сталине, наиболее ясно показано в главах о Пилате. В сущности, при внимательном чтении жизнь в Ершалаиме обнаруживает глубокое сходство с жизнью в настоящей в противоположность вымышленной Москве этого периода.
защитить своих последователей от оккупантов. Да и с топографической точки зрения Киев больше подходит на роль двойника Ершалаима в Киеве тоже есть Верхний город, Нижний город, даже своя собственная Лысая Гора.
Воланд единственный герой, присутствующий во всех пластах романа. Отчасти это отражает первоначальный замысел автора, по которому дьявол был центральной фигурой произведения. Роль черной магии в романе весьма двойственна и неоднозначна. Разумеется, проделки Воланда и его свиты оборачиваются массой неприятностей для московских обывателей. Но приводят ли они хотя бы к одной настоящей катастрофе? В советском мире двадцатых-тридцатых годов черная магия оказывается менее примечательной, чем реальный быт, с его ночными исчезновениями и другими видами узаконенного насилия. При этом для московских глав романа характерна своеобразная фигура умолчания о российском тиране в них нет ни одного слова. Вся политическая жизнь как бы перенесена из этой жизни в ершалаимскую, о чем уже говорилось выше. По прихоти Воланда и его подручных москвичи эти граждане рационалистического, материалистического государства оказываются вовлечены в нечто, отличное от ежедневной чертовщины их жизни. Несовпадение внешнего и реального одна из главных тем романа остается для них непостижимым, заставляя изобретать самые неправдоподобные объяснения. Чертовщина ежедневного быта, составляющая основу Дьяволиады, используется в Мастере и Маргарите с особой целью противостоять настоящему князю тьмы и его подручным.
это только неизбежное следствие принципа обходиться с каждым по вере его, принципа получения заработанного, при котором, по словам Гамлета, мало кто избежит порки.
Играя на земле роль бога мести, Воланд наказывает настоящее зло и изредка дарует свободу тем, кто достаточно настрадался. Он явно не враг того бога, которому подвластны недоступные для Мастера области света. Скорее, он его помощник, искупающий некое тяжкое прегрешение. При внимательном чтении романа обнаруживается, что Воланд, обладая властью над землей, со всеми ее бьющими в глаза несправедливостями и злом, не в силах решить, когда обрываться человеческой жизни. И последнее слово в решении судьбы Мастера и Маргариты тоже принадлежит не ему даже если они и отправляются в подвластные ему области. Да и Пилату приносит свободу не крик Маргариты, а заступничество того, с кем он так отчаянно хочет поговорить, то есть Иешуа. Отсюда, кстати, ясно, что Иешуа не бог, как полагают, ибо как же он мог бы ходатайствовать перед самим собой? При всех своих надмирных качествах Иешуа все-таки не Вседержатель.
Иешуа не традиционный Иисус. Но и Воланд далек от традиционного Мефистофеля, веселого и злорадного искусителя. При всей перекличке с образами, созданными Гете и Гуно, Воланд куда величественнее. Сарказм, а не ирония вот его основная черта. Это и в самом деле падший ангел, главный грех которого составляла гордыня. Отец лжи выступает в Мастере и Маргарите защитником истины. Словно Мефистофель, он играет роль провокатора, на что указывает эпиграф к книге.
Однако, в отличие от Мефистофеля, если Воланд и испытывает людей, если и расставляет для них ловушки, то всегда дает искушенным выбрать между добром и злом, шанс использовать свою добрую волю. Поэтому он и не оставляет, подобно Мефистофелю, впечатления существа, стремящегося творить зло, а добро совершающего лишь невольно. И если присмотреться к его взглядам, если вспомнить потрепанный наряд, в который он облачается в домашней обстановке, то мы увидим, что скорее Воланд, а не Мастер ближе всего к воплощению собственных воззрений Булгакова.
Полностью изменяя тему Фауста, Булгаков заставляет не Мастера, а саму Маргариту связаться с дьяволом и вступить в мир черной магии. Мастер, в сущности, с фаустовскими мотивами совсем не связан. Единственным персонажем, который отваживается на сделку с дьяволом, оказывается жизнелюбивая, беспокойная и отважная Маргарита, готовая рисковать чем угодно, лишь бы отыскать своего возлюбленного. Фауст, разумеется, продавал душу дьяволу не, ради любви им двигала страсть к возможно более полному познанию жизни. Интересно, что в романе, который на первый взгляд так сильно зависит от Фауста, нет ни одного героя, который бы достаточно подходил, соответствовал заглавному герою Гете. Несомненно лишь сходство мировоззрений, лежащих в основе этих двух произведений. И в том, и в другом случаях мы сталкиваемся с теорией сосуществования противоположностей и с идеей, что человек имеет право ошибаться, но при этом обязан стремиться к чему-то, выводящему его за пределы животного существования, за пределы обыденности, покорно-застойной жизни. Есть, конечно же, и еще одно важное сходство и Фауст, и Мастер получают спасение от любящих женщин.
И что интересно, Маргарита, эта отдавшаяся на волю дьявола ведьма, оказывается более положительным персонажем, чем Мастер. Она верна, целеустремленна, она в конечном счете вытаскивает Мастера из небытия сумасшедшего дома. Все дело в том, что Мастер это такой же художник, противостоящий обществу, как Мольер и Пушкин. Но, в отличие от них, он, смалодушничав, не сумев полностью осуществить требования своего дара, сдается, как только ему приходится страдать за искусство, смиряется с игом действительности. И не случайно именно Луна оказывается последним пунктом его назначения. Причина этого, как и в Божественной комедии, лежит в том, что Мастер не исполнил своего долга, не смог продолжать писательского труда. Мастер сломлен, он прекратил борьбу, он жаждет только покоя. Не таков Пушкин, продолжавший свои труды в самых печальных обстоятельствах. Не таков и Мольер, который нередко ошибался, заблуждался, заискивал перед властью, но до самой смерти не оставлял своего призвания.
Булгаков в своих произведениях всегда внимательно присматривается к конфликту, вытекающему из напряженных отношений между художником и обществом. В роли художника при этом мог выступать писатель, а мог и ученый. Самым тяжким грехом для Булгакова был отнюдь не компромисс на них приходилось идти и Пушкину, и Мольеру, и самому Булгакову. В широком смысле он не прощал одного предательства. В более узком предательства своего предназначения. А предназначением Булгакова был не просто талант, но дар в набоковском смысле Божественный дар Божественного слова. |
