Поздно вечером, после того, как все разошлись с места казни, во дворец к прокуратору пришел начальник тайной полиции Афраний. Прокуратор ждал его и специально приказал готовить ужин к его приходу. С утра над Ершалаимом собиралась буря. Афраим пришел уже весь до нитки промокший, но самого страшного еще не случилось. Город еще не знал, что купол храма разрушен. При жизни Иешуа призывал людей к духовному освобождению. Он предлагал отказаться от рабского восприятия мира, рабского подчинения власти, приспосабливания то к одному кесарю, то к другому. Иешуа говорил об этом образно: «рухнет храм» старой веры. Но люди были еще очень далеки от метафизического понимания бытия. И прокуратор, боящийся кесаря не меньше, чем простой человек, подготовил месть за смерть Иевг/а в том виде, в каком она будет понятна простому народу.
Однако высшая кара была предрешена еще тогда, когда преступление еще не было совершено. Сама казнь Иешуа была местью за его казнь. Для прокуратора это стало понятно в тот момент, когда вернулась его головная боль, которая доводила его до малодушного желания выпить яду. Простые жители Ершалаима поняли это, когда узнали о разрушении храмового купола. Тогда для чего Понтий Пилат приказал убить Иуду из Кириафа? Смерть этого человека не могла повлиять больше ни на что в жизни прокуратора. Таким образом Прокуратор надеялся отомстить Кайфе, думая лишить его осведомителя. Однако, будучи в душе простым солдатом, грубым и не привыквшм к дворцовым тайнам, Понтий Пилат даже не подозревает, что этим он лишь оказывает услугу первосвященнику, освобождая его от необходимости самостоятельно избавляться от предателей.
Таким образом, беседа Понтия Пилата с Афранием происходит сразу же после метафизической мести человечеству. В лице правителей человечество пытается отомстить за гибель того, кто мог и хотел ему помочь. Булгаков не претендует здесь на интерпретацию Евангелия, как его обвиняли в свое время. Он лишь старается обратить внимание людей на то, что жизнь - это не только физическое существование. Вопросы жизни и смерти решаются не руками, но волей, мыслью. Мысль, идея, произнесенная вслух, погубила Иешуа. Страх перед кесарем заставил прокуратора подписать приговор философу. Думая отомстить первосвященнику, прокуратор приказывает убить предателя. Абсурдность этой идеи подчеркивается тем, что разговор происходит в замке Ирода - самом странном и непонятном для прокуратора строении. Пилат не любит этот город, а больше всего в нем этот дворец. Здесь путаются мысли, тайное становится явным, а явное - тайным. И разговор Пилата с Афранием носит таинственный характер.
и как бы между прочим заметил, что имеет сведения о том, что готовится убийство Иуды из Кириафа. В этот момент голос его. минуту назад дрожащий и прерывающийся, окреп и в нем зазвенели металлические нотки. Именно теперь Афранию было поручено организовать убийство Иуды. Это на самом деле был один из главных вопросов, ради которых был приглашен в тот вечер Афраний. Но обсуждался он как бы между прочим, чтобы не привлекать к нему внимания посторонних ушей. Ведь иуды, служа одним, губят других. Пилат, наверняка, и сам пользовался их услугами, поэтому ему известно, как они бывают ловки и изворотливы. И оплачено это убийство было вперед, щедро и так же таинственно, как и заказано.
свой плащ с огромным капюшоном, исчез незаметно, как и появился. А Пилат остался один на один со своими тяжелыми мыслями.
У прокуратора был ответ на главный вопрос, и все-таки этот вопрос продолжал его мучить. В душе он надеялся на прощение Иешуа. Именно поэтому дрожал и срывался его голос, когда начальник тайной полиции рассказывал о последних минутах жизни казненных. Прокуратор ждал оправдания своим действиям и прощения от бедного, оборванного и избитого философа. Но последние слова Иешуа были для прокуратора хуже, чем казнь для осужденного погибать на кресте.
грозный Понтий Пилат остался в ненавистном ему городе, потому что он боится признаться в этом. Он остался наедине со своей головной болью, потому что его трусость погубила человека, который мог его освободить от нее. Он остался наедине со своей трусостью, потому что не в силах преодолеть ее, и она будет и дальше управлять делами Иудеи. |
