«Двенадцать»
Страшный 1918 год. Позади четыре года войны, Февральская революция, Октябрьский переворот и приход к власти большевиков. Творческая интеллигенция, к которой принадлежал Александр Блок, все эти события воспринимала как национальную трагедию, как гибель русской земли. На этом фоне явным контрастом прозвучала блоковская поэма, многим его современникам она показалась не только неожиданной, но даже кощунственной. Как мог певец Прекрасной Дамы создать стихи о толстомордой Кате? Как мог поэт, посвятивший проникновенные лирические стихи России, написать в страшные для нее дни слова: «Пальнем-ка пулей в Святую Русь?» Вопросы эти были поставлены после первой публикации поэмы «Двенадцать» в газете «Знамя труда». Но и сегодня, спустя почти 80 лет, эти вопросы снова встают перед нами, мы вглядываемся в прошлое, пытаясь понять настоящее и предугадать будущее, понять позицию поэта, продиктовавшую ему строки этого стихотворения.
«Эпиграф столетия» - так называют блоковскую поэму исследователи современности, предлагая различные варианты ее прочтения. В последние годы литературоведы порой пытаются прочесть стихотворение «от противного» и доказать, что это сатирическое изображение революции, а Христос - это на самом деле Антихрист. Однако так ли это?
Наверное, надо вспомнить, что А. Блок предупреждал: не следует переоценивать значение политических мотивов «Двенадцати». Поэма имеет более широкий смысл. В центре произведения - столкновение стихий: природы музыки и стихии социальной. Ведь действие поэмы происходит не столько в Петрограде 1918 года, сколько, как пишет поэт, «на всем божьем свете». Идет разгул стихийных сил природы, а для поэта-романтика это еще и символ, противостоящий самому страшному - обывательскому покою и уюту. Еще в цикле «Ямбы» (1907-1914) Блок писал: «Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой! Уюта нет. Покоя нет». Поэтому и его душе так созвучна стихия природы, которая передана множеством образов: ветер, снег, вьюга и пурга. В этом разгуле стихий, сквозь вой ветра и пурги А. Блок услышал музыку революции, в статье «Интеллигенция и Революция» он призывал: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием - слушайте Революцию».
что А. Блок начал писать поэму с поразивших его строчек «Уж я ножичком полосну-полосну»). И за всем этим многоголосием, дисгармонией поэту все-таки слышится мощный музыкальный напор, четкий ритм движения, которым заканчивается поэма.
пристыженный своими товарищами, ощущает неуместность своих страданий: «Он головку вскидывает, он опять повеселел».
А. Блок очень точно ощутил то страшное, что вошло в новую жизнь: полное обесценивание человеческой жизни, которую не охраняет больше никакой закон (никому даже не приходит в голову, что за убийство надо отвечать перед законом). Ведь нравственные понятия обесценились. Недаром после гибели героини начинается полная вакханалия, теперь все дозволено: «Запирайте етажи, нынче будут грабежи! отмыкайте погреба - гуляет нынче голытьба!»
«в красной гвардии служить», сами это понимают: «Петька! Эй, не завирайся! от чего тебя упас золотой иконостас?.. Али руки не в крови из-за Катькиной любви?» Но убийство творится не только из-за любви - в нем появилась и иная стихия, стихия социальная: в разгуле, в разбое - бунт «голытьбы». Эти люди не просто бушуют, они пришли к власти и уже обвиняют Ваньку в том, что он «буржуй». Они стремятся уничтожить старый мир: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем...»
И вот тут возникает самый сложный вопрос. Как мог А. Блок прославить этот разбой и разгул, это уничтожение, в том числе и уничтожение культуры, в которой он вырос и носителем которой был он сам? Многое в позиции А. Блока может прояснить то, что поэт, будучи всегда далеким от политики, был воспитан в традициях русской интеллигентской культуры XIX века с присущими ей идеями «народопоклонства» и ощущением вины интеллигенции перед народом. Поэтому разгул революционной стихии, который приобретал подчас такие уродливые черты, как, например, упомянутые поэтом разгромы винных погребов, грабежи, убийства, уничтожение барских усадеб со столетними парками, поэт воспринимал как народное возмездие, в том числе и интеллигенции за грехи ее отцов. Потерявшая нравственные ориентиры, охваченная шквалом темных страстей и вседозволенностью - такой предстает Россия в поэме «Двенадцать».
В том страшном и жестоком, через что предстоит ей пройти, А. Блоку видится не только возмездие, но и погружение в ад, в преисподнюю. Но в этом Блок видит очищение России. Она должна миновать это страшное и, погрузившись на самое дно, вознестись к небу.
невольное стремление объяснить появление Христа в поэме едва ли не случайностью, недопониманием поэтом того, кто должен быть впереди красногвардейцев. Сегодня уже нет нужды доказывать закономерность столь неожиданного финала. Да и предугадывается образ Христа в произведении с самого начала - с названия: для тогдашнего читателя, воспитанного в традициях христианской культуры, изучавшего в школе Закон Божий, число двенадцать было символическим: двенадцать апостолов, учеников Христа. Весь путь, которым идут герои блоковской поэмы - это путь из бездны к воскресению, от хаоса к гармонии. Не случайно Христос идет путем «над вьюжным», а в поэтической лексике после намеренно сниженных, грубых слов появляются прекрасные и традиционные для Блока:
Снежной россыпью жемчужной,
Впереди - Исус Христос.
«эпиграф столетия». И в нем, несомненно, вера Блока в грядущее воскресение России и победу человеческого в человеке. Поэт пророчески напоминает о том, что, не имея высоких нравственных идеалов, нельзя силой установить мировую справедливость на крови, насилии и страданиях людей. |
