Символика имен в пьесах А. Островского «Гроза», «Бесприданница», «Лес»
имена античного происхождения: древнегреческие и римские. Мотивы античного театра в произведениях Островского еще недостаточно исследованы, поэтому учесть все смысловые обертоны греческих и римских имен здесь трудно. Ясно однако, что имена эти вовсе не случайно выбраны автором, очень важен их звуковой состав, образность и их значение в русском языке. На этих моментах мы и остановимся подробнее.
— это и парад, и пират. К наблюдениям Олеши можно добавить и безусловно напрашивающееся сопоставление Паратова с “паратым” зверем, то есть мощным, хищным, сильным и беспощадным. Матерым вожаком, например. Хищническое поведение его в пьесе как нельзя лучше характеризуется этой фамилией.
Фамилии Дикой и Кабанова не надо комментировать. Но не забудем, что Дикой — не только всесильный Савел Прокофьевич, а и племянник его, Борис. Ведь мать Бориса “не могла ужиться с родней”, “уж очень ей дико казалось”. Значит, Борис — Дикой по отцу. Что из этого следует? Да то и следует, что он не сумел отстоять свою любовь и защитить Катерину. Ведь он — плоть от плоти своих предков и знает, что целиком во власти “темного царства”. Да и Тихон — Кабанов, как ни “тих” он. Вот и мечется Катерина в этом темном лесу среди звероподобных существ. Бориса же она выбрала едва ли не бессознательно, только и отличие у него от Тихона, что имя (Борис — по-болгарски “борец”).
“варварка”, не христианка и ведет себя соответствующим образом) да Кудряшом, на которого находится соответствующий Шапкин, урезонивающий его. Кулигин же, помимо известных ассоциаций с Кулибиным, вызывает и впечатление чего-то маленького, беззащитного: в этом страшном болоте он — кулик, птичка — и больше ничего. Он хвалит Калинов, как кулик хвалит свое болото.
— “чайка” по-гречески, Катерина — “чистая”. Лариса — жертва торговых пиратских сделок Паратова: он продает “птиц” — “Ласточку” (пароход) и потом Ларису — чайку. Катерина — жертва своей чистоты, своей религиозности, она не вынесла раздвоения души, ведь любила — не мужа, и жестоко наказала себя за это. Интересно, что Харита и Марфа (в “Бесприданнице” и в “Грозе”, соответственно) — обе Игнатьевны, то есть “незнающие” или, по-научному, “игнорирующие”. Они и стоят как бы в стороне от трагедии Ларисы и Катерины, хотя та и другая, безусловно, виноваты (не прямо, но косвенно) в гибели дочери и снохи.
Ларису в “Бесприданнице” окружают не “звери”. Но это люди с огромными амбициями, играющие ею, как вещью. Мокий — “кощунствующий”, Василий — “царь”, Юлий — это, конечно, Юлий Цезарь, да еще и Капитоныч, то есть живущий головой (капут — голова), а может быть, стремящийся быть главным. И каждый смотрит на Ларису как на стильную, модную, роскошную вещь, как на пароход небывало скоростной, как на виллу шикарную. А что там Лариса себе думает или чувствует — это дело десятое, вовсе их не интересующее. И избранник Ларисы, Паратов Сергей Сергеевич — “высокочтимый”, из рода надменных римских патрициев, — вызывает ассоциации с таким известным в истории тираном, как Луций Сергий Катилина.
— мать троих дочерей — ассоциируется с харитами, богинями юности и красоты, которых было три, но она же их и губит (вспомним страшную судьбу двух других сестер — одна вышла замуж за шулера, другую зарезал муж-кавказец).
“Лес” Аксюша и вовсе чужая этому миру нечистой силы. Лес можно понять как новое “темное царство”. Только живут тут не купцы, а кикиморы вроде Гурмыжской и Улиты. Аксюша чужая потому уже, что имя ее и означает по-гречески “чужеземка”, “иностранка”. В свете этого примечательны вопросы, которые задают друг другу Аксюша и Петр: “Своя ты или чужая?” — “Ты-то чей? Свой ли?”
— по-гречески “беспечная”, “легкомысленная”) для нее весьма подходит, только кажется еще излишне деликатной характеристикой для этой ведьмы. Улита (Юлия) опять-таки имеет отношение к роду Юлиев, знаменитых в Риме, но это имя может намекать и более непосредственно на ее развратную натуру. Ведь в древнерусской повести “О начале Москвы” Улитой зовут преступную жену князя Даниила, изменницу и обманщицу.
“счастливый”, а Геннадий — “благородный”. Милонов, конечно, перекликается с Маниловым и с Молчалиным, а Бодаев и по фамилии, и по манерам — наследник Собакевича.
Итак, раскрытие значения имен и фамилий в пьесах Островского помогает осмыслить и сюжеты, и основные образы. Хотя фамилии и имена нельзя в данном случае назвать “говорящими”, так как это черта пьес классицизма, но они являются говорящие в широком — символическом — смысле слова. |
