«музыке революции»
«Двенадцать» - поэма переворота. Не только и не столько поэма, описывающая общую атмосферу, царящую в погибающей после революции стране, сколько поэма переворота в погибающей душе самого поэта. Эта поэма - насмешка над «революцией». Блок в каждом слове, в каждом звуке высмеивает в бессильной злобе кровавый разгул стихии:
Злоба, грустная злоба
Черная злоба, святая злоба...
«говорить вполголоса: "Предатели! Погибла Россия!"». Он отчаянно смеется над несоответствием идеалов, поставленных «революцией», и окружающей действительностью. Он зло смеется и над представителями старого мира - попами, буржуями, барынями - всеми, кто довел страну до революционной ситуации, и над представителями так называемого «нового» мира - ничтожными личностями, способными воевать лишь с уличными девками да с тенями в подворотнях:
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Палънем-ка пулей в Святую Русь...
Эх, эх! Позабавиться не грех!
Гуляет нынче голытьба!
На спину б надо бубновый туз!
«Свобода, свобода, эх, эх, без креста!» - звучит как разгульный, разбойничий клич. Не случайно автор отметил, что «на спину б надо бубновый туз» - такой лоскут из красной или желтой ткани нашивался на спину каторжникам. Эти люди «идут без имени святого...»:
От чего тебя упас
Бессознательный ты, право,
Али руки не в крови...
Они проходят как стихия, они проносятся как вьюга, они подчиняются только внутреннему стремлению разрушения: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем». Автор постоянно сравнивает движущие силы революции со слепой стихией, которая все рушит на своем пути:
На ногах не стоит человек.
На всем божьем свете!
Разыгралась чтой-то вьюга,
Ой, вьюга, ой, вьюга!
Не видать совсем друг друга!
символика ясна по своему смыслу. Она знаменует два жизненных исторических начала: низкое и высокое, ложь и правду, прошлое и будущее - все, что противоборствует как на всем свете, так и в каждой человеческой душе. Символика эта социально прояснена, в ней - отражение и художественное обобщение реальных исторических явлений.
Что такое снежная вьюга в «Двенадцати», как не образ «исторической погоды», образ самого переворота и хаоса, им принесенного? Черный вечер и белый снег воплощают в своей контрастности историческую бурю, потрясшую мир. Белое, светлое, снежное торжествует в финале поэмы, где полностью побеждает непроглядную тьму, из которой вышли двенадцать. Здесь автор завуалированно пророчит победу белой, светлой силы над черно-красным хаосом, принесенным той стихией, к которой принадлежали двенадцать.
«Двенадцать» - это полное торжество стихии. Она - главный герой поэмы. Как сама поэма, так и стихия в ней едина и синтетична, хотя внутри нее самой действуют самостоятельные характеры с их собственными индивидуальными чертами.
«ко всему готовы», им «ничего не жаль», они настороженны; их ведет вперед инстинкт, но они еще толком не представляют себе до конца весь смысл своей борьбы, своего «державного шага» в будущее. Они в этой борьбе еще новорожденные, рожденные вместе с «новым» миром, рожденные самим этим «новым» миром.
«вольницы» (активно действовавшей в Октябрьские дни), нежели от авангарда петроградского рабочего класса, который под предводительством партии большевиков обеспечил победу революции.
«взлета» революции с громадной силой сказалось в «Двенадцати» в мотивах ночной метели, порывистого, резкого ветра, взвихренного снега. Эти мотивы проходят сквозь всю поэму подобно основной теме в симфонии. При этом ветер, снежная вьюга, пурга как динамические образы восставшей, разбушевавшейся стихии приобретают в «Двенадцати» различный смысл применительно к разным персонажам поэмы. Для теней и обломков старого мира злой и веселый (злорадный) ветер - сила враждебная, безжалостно выметающая их из жизни, для двенадцати же он - их родная стихия, они как порождение этого ветра, они детище хаоса, стремящееся к разрушению. Этим двенадцати вьюга не страшна, не опасна.
«позади голодный пес», а впереди якобы «светлое будущее». Есть мнение, что Христос во главе красногвардейцев благословляет революцию, ее конечные цели и идеалы. Но в том-то и дело, что не во главе - нигде в поэме об этом не сказано, - а «впереди». Мы просто привыкли воспринимать, что впереди, с красным флагом - значит, во главе, но здесь другая ситуация: флаг здесь олицетворяет собой новый крест Христа, новый крест России, и идет Христос не во главе, а его ведут - ведут на расстрел, на новое распятие...
«Зачем же ты пришел нам мешать? Ибо ты пришел нам мешать и сам это знаешь. Но знаешь ли ты, что будет завтра? Кто ты? Ты ли это? Или только подобие Его. Но завтра же я осужу и сожгу тебя на костре, как злейшего из еретиков, и тот самый народ, который сегодня целовал твои ноги, завтра же, по одному моему мановению, бросится подгребать к твоему костру угли. Знаешь ты это? Да, ты, может быть, это знаешь...» Это Достоевский, «Братья Карамазовы», диалог Великого Инквизитора с Иисусом Христом.
Никому не нужна Его помощь, никому не нужно Его благословение: «От чего тебя упас золотой иконостас?» О каком «моральном благословении» может идти речь, когда «... идут без имени святого... ко всему готовы...». Этим двенадцати не нужно ничьего благословения, точно так же как не нужно оно было и тем, кто делал революцию. Просто в то время удобно было использовать стихи такого великого поэта в свою пользу, с целью оправдания революции и кровавого беспредела, а ведь Блок сам говорил, что в его поэме совсем нет политики.
Он любил всех, он любил Россию и тем больнее переживал ее политический, экономический и духовный кризис. Блок проживал все события, происходившие в России, вместе со страной. Он вместе с его Русью страдал, замерзал, голодал. Поэтому Блок в своей поэме чувствует настроение и переживание каждого персонажа и с точностью передает эмоции каждого. Автор постоянно подчеркивает, насколько далеки «высокие» идеи революции от земной жизни:
Протянут канат.
«Вся власть Учредительному Собранию!»
Старушка убивается - плачет,
Никак не поймет, что значит,
На что такой плакат,
Такой огромный лоскут?
А всякий - раздет, разут...
«музыку» - громовую музыку катастрофического крушения старого мира, которое он так давно предчувствовал и ждал. Да, он ждал, но скорее не столько крушения самого мира, сколько перемены в психологии людей, перемены человеческого сознания, улучшения мира не за счет его перелома и передела, а за счет внутренних изменений в каждом человеке, то есть изменения мира за счет изменения самого человека. Поэтому кровавый переворот, провозглашенный социалистической революцией, Блок воспринял как внезапно налетевшую, но уже предсказанную и ожидаемую стихию. Революция, по Блоку, всемирна, всеобща и неостановима. Она воплотилась для него с наибольшей полнотой в образе неудержимого «мирового пожара», который вспыхнул в России и будет еще долго разгораться все больше и больше, перенося свои очаги и на Запад и на Восток, - до тех пор «пока не запылает и не сгорит старый мир дотла». |
