Лирическая героиня «Реквиема» Ахматовой
После обширного «Посвящения», раскрывающего «адрес» поэмы, следует «Вступление»; оно, в отличие от «Посвящения», где идет речь о женщинах, разлученных с арестованными, обращено непосредственно к тем, кого они оплакивают, то есть к уходящим на каторгу или на расстрел. Здесь же возникает образ Города, но он резко отличен от прежнего Петербурга и лишен традиционного «пушкинского» великолепия, в нем совершенно нет былой красоты и гармоничности, он также мрачнее того облика, что знаком нам по Некрасову или Достоевскому. Это - город-привесок к гигантской тюрьме, раскинувшей свои свирепые корпуса над помертвевшей и неподвижной Невой «не течет великая река...».
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Шли уже осужденных полки,
Паровозные пели гудки.
И безвинная корчилась Русь
И под шинами черных марусь.
И только после «Вступления» (а перед ним, как мы знаем, были эпиграф, «Вместо Предисловия» и «Посвящение») начинает звучать конкретная тема «Реквиема» - плач по Сыну:
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Не забыть!
Под кремлевскими башнями выть.
«Предисловием», и «Вступлением», где речь шла о многих сыновьях, отцах и братьях. Она пишет о детях в темной горнице, хотя у ее сына не было детей; следовательно, прощаясь с сыном, она одновременно имеет в виду не только себя, но и тех, с которыми вскоре сведет ее тюремная очередь. Ведь, как мы знаем из «Предисловия», она создает свой «Реквием»- по просьбе безвестной женщины с «голубыми губами» («А это вы можете описать?..»).
«стрелецких женок», отчасти напоминающий нам стихотворение «Стрелецкая луна. Замоскворечье. Ночь...», но на этот раз здесь нет фигуры преображенца: ведь героиня «Реквиема» скорбит о всех погибших сыновьях и о горе всех матерей. В стихотворении «Уводили тебя на рассвете...» Ахматова имеет в виду непреходящие общечеловеческие ценности и заповеди несравненно более широкие и гуманистические, чем те временные (классовые и иные) рубрикации, которыми будто бы оправдывалась кровь 1937 года или кровь иных времен. - Ивана, Бориса или Петра. Такой же позиции, как мы помним, она придерживалась в годы мировой войны и в годы революции, перешедшей в братоубийственную, с ее точки зрения, гражданскую войну. В этом своем убеждении, покоившемся на христианской заповеди «не убий», она была неколебима. Кровь, считала она, ничем не может быть оправдана. |
