Стихи Ахматовой ташкентского периода
В стихах ташкентского периода неоднократно возникали, сменяясь и наплывая друг на друга, то российские, то среднеазиатские пейзажи, проникнутые ощущением бездонности уходящей вглубь национальной жизни, ее непоколебимости, прочности, вечности. В стихотворении «Под Коломной» («Гуляют маки в красных шапках») поднимается, ввысь осевшая в землю старинная звонкая колокольня и древний запах мяты простирается над душным летним полем, раскинувшимся по-русски привольно и широко:
На часах песочных...
В годы войны, угрожавшие самому существованию государства и народа, не только у Ахматовой, но и у многих других поэтов рождалось неотступное стремление вглядеться в вечный и прекрасный лик Родины. Симоновский широко известный и любимый в те годы мотив трех березок, от которых берет свое начало великое понятие «Родина», звучал в той или иной форме у всех художников страны. Очень часто этот мотив озвучивался исторически: он рождался из обострившегося тогда ощущения преемственности времен, непрерываемо поколений и столетий. Фашизм вознамеревался, остановив часы истории, самонадеянно повернуть их стрелки в обратную сторону в пещерное логово зверя, в темный и кровавый быт древних германцев, властителей опустошенных пространств. Советские художники, обращаясь к прошлому, видели в нем истоки необратимого движения человечества к прогрессу, к совершенствованию, к цивилизации. В годы Великой Отечественной войны много писалось исторических романов и повестей, пьес и стихов. Художники, как правило, обращались к великим историческим периодам, связанным с освободительными войнами, с деятельностью крупных исторических лиц. История неоднократно, возникала и в агитационной публицистике - у А. Толстого, Федина, Л, Леонова... В поэзии непревзойденным мастером исторической живописной лирики был Дмитрий Кедрин.
Своеобразие Ахматовой заключалось в том, что она умела поэтически передать само присутствие живого духа времени, истории в сегодняшней жизни людей. В «Сказке о дедовой шубе» он уходит к самым истокам национального бытия, к тому пейзажно-историческому лону, которое еще не называлось, возможно, именем Руси, по из которого Русь родилась, вышла и начала быть. Оправдывая свой замысел детской атавистической интуицией, он с большой выразительной силой развертывает полулегендарные картины древней Родины. Ахматова не уходит в сказку, в предание, в легенду, но ей постоянно свойственно стремление запечатлеть устойчивое, прочное и непреходящее: в пейзаже, в истории, и национальности. Потому-то и пишет она, что
Солнца древнего из сизой тучи
Пристален и нежен долгий взгляд.
Под Коломной
Я не была здесь лет семьсот,
Но ничего не изменилось...
С непререкаемых высот...
Все те же хоры звезд и вод,
Все так же своды неба черны,
И так же ветер носит зерна,
И ту же песню мать поет...
Я не была здесь лет семьсот...
к мельчайшим проявлениям, повседневно окружающей поэта жизни, красочные мелочи, выразительные детали, штрихи, звучащие подробности, а с другой - огромное небо над головой и древняя земля под ногами, ощущение вечности, шелестящей своим дыханием у самых щек и глаз. Ахматова в своих ташкентских стихах необыкновенно красочна и музыкальна.
Из перламутра и агата,
Из задымлённого стекла,
Так неожиданно покато
И так торжественно плыла,
Как будто «Лунная соната»
Нам сразу путь пересекла.
Явление луны
рождавшим в ее лирике неожиданное чувство полноты бытия, все время продолжалась, не давала покоя и неустанно двигалась вперед работа взыскующей поэтической памяти. Суровый и кровавый военный день, уносивший тысячи молодых жизней, неотступно стоял перед ее глазами и сознанием. Великая, торжественная тишь безопасной Азии была обеспечена неизбывной мукой сражающегося народа: только себялюбец мог забыть о не перестававшей греметь смертоубийственной войне. Незыблемость вечных основ жизни, живительным и прочным ферментом входившая в ахматовский стих, не могла упрочить и сохранить уникальное в своем единичном существовании человеческое сердце, но к нему, прежде всего и должна быть обращена поэзия. Впоследствии, через много лет после войны, Ахматова скажет:
Наш век на земле быстротечен
А он неизменен и вечен
Поэта неведомый друг.
Читатель
Люди, воюющие современники - вот что должно быть глазной заботой поэта. Это ощущение долга и ответственности перед неведомым другом-читателем, перед народом может выражаться по-разному: мы знаем в годы войны боевую агитационную публицистику, поднимавшую бойцов в атаку, знаем «Землянку» Алексея Суркова и «Убей его!» Константина Симонова. Сотни тысяч ленинградцев, не переживших первой блокадной зимы, унесли с собой в могилы неповторимый сестринский голос Ольги Берггольц... |
