"Выбранные места из переписки с друзьями" Н. В. Гоголя
Была на то воля промысла, чтобы непостижимая слепота пала на глаза многих.
Будь то не мертвые души, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом, и всяк, пролезай иначе, есть тот и разбойник.
Н. В. Гоголь
Только мне кажется, если приходится искать, то круг книг резко сужается. Не так уж и много таких, над которыми хочется рассуждать от души, а не по необходимости. Да и требовательный читатель, удовлетворяясь чем-то вчера, сегодня уже ищет более глубокого и осмысленного чтения. Так случилось и со мной. Долгое время Гоголь был для читателей (к ним я причисляю и себя) лишь автором Ревизора и Мертвых душ. Пусть величайшим мастером слова, гениальным, а по моему мнению, самым гениальным художником в русской литературе, тем не менее, книга, которой он придавал особое значение, книга, которую он считал лучшим и самым важным творением своим, оставалась неизвестной широкому кругу читателей. Я говорю о Выбранных местах из переписки с друзьями.
Самоуничижение или возвышение одного за счет унижения другого? Нет, конечно. Это высокая взыскательность художника ко всякому творению своему. Замыслы создания подобного произведения возникли у Гоголя задолго до появления книги. Гоголь предполагал, что она явится событием в общественной жизни России. Но книга, когда вышла в свет, вызвала много нелицеприятных откликов. В известном письме Белинского к Гоголю говорится о том, что если бы не стояла под названием фамилия автора, то и в голову бы не пришло, что Переписка вышла из-под пера автора Ревизора и Мертвых душ. Вот это и был первый толчок моим мозгам. Что уж такого необычного в этой книге Гоголя? Неужели он изменил своему таланту вдумчивого прозорливого художника? Ведь Белинский-то авторитет?! Но тогда, в 9 классе, я так и не собралась дойти до самой сути. И вот только совсем недавно, готовясь к семинару, я вернулась к Гоголю. Теперь я знаю: не вернуться к нему было просто невозможно.
Соотечественники, я вас любил: любил тою любовью, которую не высказывают... во имя этой любви прошу вас выслушать сердцем мою Прощальную повесть... она вылилась сама собою из души... Эти слова из завещания обращены ведь и ко мне тоже.
Я бы сказала, что под эпистолярный жанр здесь стилизована публицистическая страстность в сочетании с высокой художественностью. А лучшими назвала бы, в первую очередь, те письма, которые были изъяты из книги Гоголя и которые до Белинского, как выяснилось, и не дошли: Нужно любить Россию, Нужно проездиться по России, Что такое губернаторша, Страхи и ужасы России, Занимающему важное место. Исправления, искажения, вымарывания в других главах привели к тому, что авторская воля настолько была искажена, что, по выражению самого Гоголя, на место всей книги был выпущен лишь один ее клочок. Так было в XIX веке, а в XX, в нашем оптимистическом мираже, такие книги были не нужны совсем. Авторитет Белинского удобно довершил дело. И тем не менее...
Небесная милость Божия отвела от меня руку смерти, писал Гоголь. Возможно, она и теперь вернула нам его Прощальную повесть. Мне во всяком случае да! Вот она лежит рядом. Книга построена Гоголем в виде небольших главок, каждая из которых имеет название и представляет собой письмо или фрагмент письма к одному из друзей Гоголя. Темы писем самые разные. Он пишет о литературе и об искусстве, о государственном укладе России, о христианстве на Руси и о месте России среди других государств. Все вопросы решаются им в религиозно-нравственном контексте. Лучшим традициям святоотеческой литературы следует Гоголь, все самое ценное из нее вобрала в себя его духовная проза. Владимир Воропаев, долгое время занимающийся исследованием творчества Гоголя, отмечает, что до сей поры не сделал на долженствующем уровне, то есть с учетом святоотеческих традиций и философской лирики XVIII XIX вв., разбор гоголевской духовной прозы. Все интересно в книге, даже непривычное нашему уху богоискательство. Не воспринимаются письма как назидание, нет, ничего не хочет навязать нам Гоголь, только советует ненавязчиво: задумайтесь, присмотритесь, оглянитесь. И конечно, центр, средоточие его мысли Россия. И письма о ней вызывают у меня тоску и скорбь. Прошло столько лет, а причины этого те же.
кого-нибудь из них стали преследовать, так писал Гоголь, так оно и сейчас. В чем же наше спасение? Лишь в любви к России видит он путь спасения души человеческой. Пишет Гоголь: ... не полюбивши России, не полюбить вам своих братьев, а не полюбивши своих братьев, не возгореться вам любовью к Богу, а не возгоревшись любовью к Богу, не спастись вам.
С размышлениями о месте, о пути России встречались мы уже в лирических отступлениях в Мертвых душах. Теперь же в главе Светлое воскресенье мы читаем: Лучше ли мы других народов? Ближе ли жизнью к Христу, чем они? Никого мы не лучше, а жизнь еще неустроенней и беспорядочней всех их... Хуже всех прочих, вот что мы должны говорить о себе. Но есть в нашей природе то, что нам пророчит это. Уже самое неустройство наше нам это пророчит. Мы еще растопленный металл, не отлившийся в свою национальную форму... Прав Гоголь. Попытка найти искусственную форму, общность, именуемую советским народом, не привела людей к счастью.
Форма эта теперь уничтожена, значит, перспектива остается. Велика у Гоголя вера в Россию, в народ русский, в могущество его и величие. Получается, что он верит и в меня, и в моих одноклассников. Возможно, я злоупотребляю цитированием, но вот эти слова Гоголя есть и в моем дневнике:
Нет, если вы действительно полюбите Россию, вы будете рваться служить ей; не в губернаторы, но в капитан-исправники пойдете, последнее место, какое не отыщется в ней, возьмете, предпочитая одну крупицу деятельности на нем всей вашей нынешней бездейственной и праздной жизни.
Каким же станет мое поприще? Где я смогу найти себя? Как не разменяться на мелочи? Господи, сколько же вопросов кругом. А Гоголь мечтает о ризе чернеца, но уйти в монастырь не имеет пока возможности! Монастырь вам Россия, пишет он другу своему графу Толстому. Знает Гоголь, что Богом даны ему великие способности, ум и добро душевное, и не имеет он права уйти в обитель прежде, чем раздаст сокровища души своей. А все душевные сокровища не раздашь чем больше отдает великая душа, тем полнее становится.
всю русскую литературу от эстетики к религии, сдвинуть ее с пути Пушкина на путь Достоевского. Л. Толстой, поначалу резко не принявший Переписку, впоследствии говорил по ее поводу: Я всеми силами стараюсь как новость сказать то, что сказал Гоголь, а сам Гоголь назвал свою книгу исповедью человека, который провел несколько лет внутри себя. Если бы каждый провел внутри себя несколько лет!..
Книга, писанная полтора века назад, как нельзя более современна и своевременна сейчас. Велико незнанье России посреди России... пишет Гоголь. Как он прав! Достаточно оглянуться и предстанут перед взором твоим такие ужасы, которые, если бы хотел изобразить нарочно, не вообразил бы. Чтение Избранных мест... чтение серьезное и трудное; неподготовленному читателю с ним не справиться. Это огромная работа души и ума, но работа нужная, интересная, для меня во всяком случае. Темы, что затрагивает Гоголь, вечные темы, а потому не могут они быть неактуальными. Ибо независимо от того, идет ли XIX или XX в., главным делом жизни человека должна быть его душа. Помнится, Блок сказал, что человеку достаточно библиотеки в сто книг, но эти книги нужно собирать всю жизнь. Книга Гоголя Выбранные места... для меня как причастие. Она будет в первой десятке! |
