«Ревизоре» и «Мёртвых душах»
«Ревизора» в Александринском театре в Петербурге вызвала взрыв возмущения и публики, и критики. Получила распространение легенда, будто бы император Николай 1 сказал: «Всем досталось, а мне больше всех Чиновники разных рангов усмотрели в комедии прямую карикатуру на себя, а главное, что возмутило публику, - это отсутствие в пьесе хотя бы одного благородного человека. Автору не могли простить, что он вывел «на всенародные очи» целое скопище нравственных уродов, глупых и бездарных взяточников, подхалимов и лицемеров, и решительно никого им не противопоставил. Такого русская драматургия еще не знала Автора упрекали в предвзятости, злобности в безнравственности.
«Современник». Опубликованная в нем статья П. А. Вяземского не потеряла актуальности и в наши дни:
«Автору не мудрено вывести вам целый легион честных людей, да что вам будет от них пользы? В театре досыта негодуйте над негодными и смейтесь над глупцами, если они выведены вам на глаза. Добрых и порядочных людей ищите для себя, вышедши из театра: тогда они будут вам нужнее и еще приятнее после впечатлений, оставленных в вас сценическими лицами... Кто из зрителей «Ревизора» хотел бы быть Земляникою, Ляпкиным-Тяпкиным, Шпекиным или даже невинными Петрами Ивановичами, Добчинским и Бобчинским? Верно, никто! Следовательно, в действии, производимом комедией, нет ничего безнравственного.»
«Ревизора» сходился с Белинским, который считал, что главная задача любой комедии состоит в «изображении жизни, противореча щей идее жизни».
ряд автокомментариев к «Ревизору»: «Театральный разъезд», «Отрывок из письма», «Предуведомление актерам», «Развязка «Ревизора». Среди многих других звучала и заветная мысль Гоголя, что «насмешки боится даже тот, кто уже ничего не боится на свете». Но насмешка - это одно, а поистине философия смеха - это нечто более серьезное. Над тем, что такое смех и в чем состоит его могущество, Гоголь размышлял всю жизнь. Теорию смеха он излагал в «Учебной книге словесности для русского юношества», утверждая, что смех не всегда бывает одинаков, что следует различать содержание смеха. Та же самая мысль проводится им и в «Театральном разъезде» применительно к «Ревизору». Это уже не отвлечь рассуждение, а попытка достучаться до умов и сердец зрителей, ополчившихся против автора.
«Мне жаль, что никто не заметил чёстного лица, бывшего в Моей пьесе. Да, было одно честное, благородное лицо, действовавшее в ней. Это честное благородное лицо был смех». Гоголь настаивает на благородстве смеха, ибо он решился выступить несмотря на то, что в результате «доставил автору прозванье холодного эгоиста». Горестно замечает Гоголь, что никто не вступился за этот смех, значительный и глубокий, и потому он, автор, должен стать его заступником. Гоголь отстаивает не желчный, раздражительный смех и не тот, который служил для праздного развлеченья, а «смех, весь из светлой природы человека».
«Мертвых душ» - эпическое произведение без положительного героя. На смену нравственным уродам «Ревизора» придут «Мертвые души» чиновников и помещиков губернского города, столь же далекие от высокого идеала человека, как и их предшественники. Пройдя через горький опыт непонимания после «Ревизора», Гоголь с печальной ясностью будет признаваться в «Мертвых душах»: «Горек удел писателя, дерзнувшего вызвать наружу всё, что ежеминутно черед очами и чего не зрят равнодушные очи, - всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь». Но заветная мысль Гоголя продолжится и в «Мертвых душах»: «Возвышенный смех достоин стать рядом с высоким лирическим движением».
«странных героев» он уничтожает их иронией, насмешкой, сарказмом. Они страшны своим ничтожеством, никчемностью, но и смешны тем же самым. Отказ от благородного героя, олицетворенного в конкретном персонаже, Гоголь подробно объясняет в последней главе первого тома: «Всему свой черед, и место, и время. А добродетельный человек все таки не взят в герои. И можно даже объяснить, почему не взят. Потому что... заморили добродетельного человек до того, что не осталось в нем ни тени добродетели, а только ребра и кожа вместо тела, потому что лицемерно призывают добродетельного человека, потому что не уважают добродетельного человека. Нет, пора наконец припрячь и подлеца. Итак, при пряжем подлеца!»
«возвышенный смех становится его противоположностью, становится утверждением авторского идеала через отрицание зла и ничтожества окружающей жизни».
«Мертвых душах», помимо философии смеха, присутствует и прямо выраженный идеал автора: возвышенный смех рядом с высоким лирическим движением. Это лирическое движение прямо связано с образом России, возникающим в системе лирических отступлений, и, конечно, образом автора, пря мо выражающим свои мысли, мечты, разочарования и надежды: «И долго ещё суждено мне чудной властью идти об руку с моими странными героями, озирать всю громадно несущуюся жизнь сквозь видимый миру смех и незримые, неведомые ему слезы. Неведомые миру слезы автора создают ту «глубокую, гуманную субъективность» «Мертвых душ», которую Белинский считал одним из главных художественных достижений Гоголя. Именно поэтому он утверждал, что «нельзя неправильнее прочитать и грубее понять «Мертвые души», как видя в них сатиру». |
