«Ревизор»
«Ревизоре» я решился собрать в одну кучу все дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем.
Гоголь поразил зрителя, пришедшего на премьеру «Ревизора»?
«В других городах, осмелюсь доложить вам, градоправители и чиновники заботятся о своей то есть пользе, а здесь, можно сказать, нет другого помышления, кроме того, чтобы благочинием и бдительностью заслужить внимание начальства», - говорит городничий Хлестакову, разъясняя свой образ мышления. Взяточники и казнокрады, простодушные до наивности, бестолковые до глупости, тем не менее ловкие, подчас равнодушные и жестокие...
«Ревизора» в Москве в 1836 г., писал о спектакле: «Публика была изумлена новостью, хохотала чрезвычайно много, но я ожидал гораздо большего приема. Это меня чрезвычайно изумило, но один знакомый забавно объяснил мне эту причину: "Помилуй, говорит, как можно было ее лучше принять, когда половина пубпики берущей, а половина - дающей?"»
им порядках, где, вероятно, большинство подчиненных или он сам заняты Р†ювлей мух. Дела в суде ведутся кое-как, на что намекает фамилия судьи - Ляпкин-Тяпкин, в богоугодном заведении люди, вероятно, часто умирают, ведь фамилия лекаря Гибнер хотя и переделана на иностранный манер, но русский корень- «гибель» - в ней угадывается. Фамилии полицейских: Уховертов, Держиморда, Свистунов, Пуговицын - готовые портреты, отражающие деятельность этих "слуг".
В комедии нет положительных героев. Они не нужны писателю, чтобы выразить его отношение к героям отрицательным. Ставя каждого из них в затруднительное положение, заставляя их трепетать от страха перед пустым и наглым Хлестаковым, который и ревизором-то не является, Гоголь высмеивает и их страх, и попытку удержаться на своем месте с помощью проверенного способа - взятки. Важна и насыщенность действия, быстрые переходы, ставящие в центр внимания зрителя то одного героя, то другого. Вл. И. Немирович-Данченко, один из величайших режиссеров русского театра, писал: «С какой силой, с какой простотой, с какой гениальной экономией происходит завязка пьесы! Вы знаете, что, по теории драмы, первое действие посвящается завязке, второе- развитию, третье доводит пьесу до кульминационного пункта, четвертое подготовляет развязку, которая заключается в пятом действии. Самые замечательные мастера театра не могли завязать пьесу иначе, как в нескольких первых сценах. В «Ревизоре» же - одна фраза, одна первая фраза: "Я пригласил вас, господа, для того, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор". И пьеса уже начата.
». Далее он же пишет: «Нет возможности, даже В самых подробных догадках, охватить тот громадный, разбросанный, разорванный жизненный материал, который мелькал перед напряженным умственным взором поэта во все время его творчества». И именно эта напряженная работа ума Гоголя позволила ему создать типичные образы, спрессовать в них всю глубину провинциального запустения нравов. Чувство сцены, о котором говорит режиссер, способствовало успеху пьесы. Ни одного лишнего движения не делают герои, но в сценическом пространстве они живут.
Чрезвычайное значение Гоголь придавал и деталям. «Я теперь занят постановкою комедии, - пишет он М. П. Погодину 21 февраля 1836 г. - Не посылаю тебе экземпляра потому, что беспрестанно переправляю. Не хочу даже посылать прежде моего приезда актерам, потому что ежели они прочтут без меня, то уже трудно будет переучить их на мой лад».
Зритель смеется не только над комичностью фигур, не только разоблачение - ожидание грядущего наказания - радует его. На протяжении пьесы он слышит завиральные речи Хлестакова, сталкиваясь со смелой гиперболизацией, чего до Гоголя никто не делал. И с Пушкиным он «на дружеской ноге», и «вист свой составился: министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я», и «тридцать пять тысяч одних курьеров» скачут к нему с предложением «занять место».
«Ревизор» Гоголя,- писал В. Г. Белинский, - столько же трагедия, сколько и комедия. Что чувствуете вы, когда в последнем акте торжествующий Городничий «распекает» купцов и еще прежде в бешеном восторге говорит эти слова: «Ведь почему хочется быть генералом? - Потому что, случится, поедешь куда-нибудь, фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: лошадей! И там на станциях никому не дадут, все дожидаются: все эти титулярные, капитаны, городничие, а ты себе и в ус не дуешь, обедаешь где-нибудь у губернатора, а там: стой, городничий! Ха! ха! ха! вот что, канальство, заманчиво!», - что вы чувствуете при этих словах - охоту ли смеяться или вам становится страшно?.. Что до меня, эти слова всегда наводят на меня ужас. В этих словах и вообще во всем пятом акте, до появления почтмейстера с письмом, высказывается весь Городничий: вы видите, что, по понятию его, быть генералом - значит чваниться и павлиниться перед низшими и видеть перед собою их унижение и проч. и проч... Представьте же себе такого человека действительно генералом... захочется ли вам смеяться?»
Смех Гоголя не имеет ничего общего с поверхностными шутками переводных комедий и комедий положений, заполонивших в то время театральный репертуар. Смех Гоголя - злая издевка над миром воров, их мелкими мыслишками и заботами - поднимает зрителя, искренне хохочущего над разоблаченными чиновниками, и заставляет всерьез задуматься над тем, что происходит вокруг. |
