Творчество зрелого Блока исторично прежде всего потому, что служит художественным отражением исторического процесса, а во-вторых, потому, что поэт ощущал себя самого участником этого беспрерывного, берущего начала в прошлом и обращенного в будущее процесса, связывая свою личную судьбу с судьбами своей страны, своего народа, своей культуры. Блоку было присуще необыкновенно живое, органическое ощущение «связи времен» - прошлого, настоящего и будущего.
«Нет! Все, что есть, что было, - живо!..»). Образы истории никогда не были для Блока ни мертвой ретроспекцией, ни условно-«исторической» декорацией, ни предметом эстетской стилизации. Древнерусский воин из ополчения Дмитрия Донского (в стихотворном цикле «На поле Куликовом») - это герой лирический, это сам поэт, ощутивший себя участником Куликовской битвы. Поэт, перевоплотившись в русского воина, не вспоминает об одном из героических событий прошлого, тем более не описывает его, но воссоздает в лирическом переживании, в ощущении собственного патриотического действия:
Пусть ночь. Домчимся.
Озарим кострами
Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
И ханской сабли сталь...
«На поле Куликовом», вырастает из множества конкретных, исторически локальных примет национальной поэтической стихии, составляющих «пейзаж» этого замечательного цикла: желтая глина обрыва, грустящие стога, степной простор, кобылица, мнущая ковыль, клики лебедей, темный и зловещий Дон, горючий белый камень, мать, бьющаяся о стремя ратника, орлий клекот, широкие и тихие пожары, пыльная и горячая кольчуга на плечах воина...
«На поле Куликовом» драматической поэме «Песня Судьбы», в монологе главного ее героя - Германа: «Все, что было, все, что будет, обступило меня: точно эти дни живу я жизнью всех времен, живу муками моей родины. Помню страшный день Куликовской битвы...». Вся образная ткань этого монолога, взятая из народного сказания, та же, что и в стихах «На поле Куликовом»: «Я знаю, как всякий воин в той засадной рати, как просит сердце работы и как рано еще, рано!.. Но вот оно - утро! Опять торжественная музыка солнца, как военные трубы, как далекая битва... а я - здесь, как воин в засаде, не смею биться, не знаю, что делать, не должен, не настал мой нас! Вот зачем я не сплю ночей: я жду всем сердцем того, кто придет и скажет: «Пробил твой час! Пора!» («Песня Судьбы», картина V). Здесь Герман - современный герой, заблудившийся на перепутьях тщетных интеллигентский исканий и пытающийся обрести прямые пути к России, к народу, - перекликается с древнерусским воином из цикла «На поле Куликовом»:
Но узнаю тебя, начала
Высоких и мятежных дней!
Над вражьим станом, как бывало,
И плеск и трубы лебедей.
Доспех тяжел, как перед боем,
Теперь твой час настал. - Молись!
Перекличка эта не случайна. И в стихах «На поле Куликовом» и в драме песня судьбы образы далекого прошлого были привлечены поэтом для решения актуальной современной проблемы, особенно глубоко волновавшей его, именно проблемы взаимоотношений народа и интеллигенции. В цикле «На поле Куликовом» страстно напряженное чувство сочетается с такою широтой раздумий, что голос поэта словно бы растворяется в голосе самой истории страны, у которой такое великое прошлое и огромное будущее, что захватывает дух. Однообразен ее простор, нет здесь ярких и радужных красок, не за что зацепиться взгляду; все так ровно, спокойно, безгранично, что кажется - так оно пребывало и будет пребывать во веки веков:
Река раскинулась.
Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога...
Раздумья о судьбах родной страны плывут широким потоком, где слились воедино и скорбь, и гордость, и предчувствие каких-то великих перемен и радостных событий, ожидающих родину:
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь - стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь...
Здесь и самый покой безграничных просторов оказывается мнимым: за ним - клокотание бури, противоборствующих страстей. означающих «вечный бой» с силами хищничества и порабощения, - и в облике воина Дмитрия Донского, нанесшего решительное поражение татарам, захватившим русскую землю, поэт видит воплощение бессмертного духа и непреклонного мужества русских людей, упорных в труде и грозных в гневе, - если враг осквернил их святыни и покусился на их неотъемлемое достояние. Цикл стихов «На поле Куликовом» - это напоминание о подвиге, некогда воплощенном в битве света с тьмой, в одолении темного хаоса - ради свободы и счастья своей отчизны. Идет «вечный бой» - за Русь, за милого друга, за светлую жену, за все то, что дорого и свято, и нет отдыха в этой трудной и напряженной борьбе:
И вечный бой!
Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль...
и заволакивающие небо - от края до края... В первом собрании своих стихотворений Блок сопроводил цикл «На поле Куликовом» следующим примечанием: «Куликовская битва принадлежит, по убеждению автора, к символическим событиям русской истории. Таким событиям суждено возвращение. Разгадка их еще впереди». Как понимать эти слова о символическом значении освободительной битвы?
Статья Блока «Народ и интеллигенция» (1908) раскрывает символику его лирического цикла: воинский стан Дмитрия Донского - это поэтический образ русского народа, находящегося в состоянии революционного брожения и готовности к наступающей битве, а «вражий стан» Мамая - это аналог оторвавшейся от народа и погруженной в мертвый «аполлинический» сон интеллигенции. Таким образом, Блок как бы переворачивает традиционные представления, привычные для либерального интеллигента, которому испокон века твердили, что народ «спит», а интеллигенция «идет вперед» и призвана «разбудить народ». У поэта же все приобретает иной смысл: «орда» интеллигенции хотя и шумит, но это - косная и уже мертвеющая сила, а народ - русская рать - готовится к великой решающей битве. Стихи цикла «На поле Куликовом» существуют, конечно, и вне такого понимания как гениальная поэзия родины, русской национальной стихии, не сводимая к частному вопросу о народе и интеллигенции. Но в них есть второй (публицистический) план, и он был для Блока далеко не безразличен. |