он погиб, что нагнулся за люлькой, за курительной трубочкой, и пока искал он ее в траве, «набежала вдруг ватага и схватили его под могучие плечи». Взяли казака в полон, казнили, а виною события послужил его мимолетный жест, выражавший любовь к неодухотворенной, казалось бы, вещи. Герои Гоголя бывают решительно влюблены в вещи, и с влюбленностью появляется все, что с ней связано: доверие, ласка, желание перекинуться словом (с вещью!).
Над эпопеей о Тарасе Бульбе и его сыновьях Гоголь работает долго; начал, вероятно, в 1833 году, в 1835 году «Тарас Бульба» увидел свет в составе сборника «Миргород», а семь лет спустя новая, расширенная редакция появилась в собрании сочинений писателя. Работа была проделана преогромная; и занятно, что, проделав ее, Гоголь, будучи опытнейшим и известным писателем, обращается к одному из своих друзей, Н. Я. Прокоповичу, которому он поручил все заботы о печатанье своих сочинений: «Пожалуйста, поправь везде с такою же свободою, как ты переправляешь тетради своих учеников». Основательно переделав текст эпопеи, Гоголь из Германии, из-за границы уговаривает друга исправлять эпопею дальше. Способность Гоголя чувствовать себя в жизни словно в каком-то не знающем границ школьном классе проявляется здесь очень полно; и писатель готов совершать переходы от учительства к ученичеству, видя себя то за кафедрой, то за партой. Он - учитель и ученик, ученик и учитель, рассказывающий людям и об их забытых собратьях, и о мире удивительных, одухотворенных вещей.
«Тарас, остановившись и нагнувшись в землю», вымолвил: «Стой, братцы, уронил люльку!» Но потом стало размашистее, подробнее: «Стой! выпала люлька с табаком, не хочу, чтобы и люлька досталась вражьим ляхам!» И «нагнулся старый атаман и стал отыскивать в траве свою люльку с табаком, неотлучную сопутницу на морях и на суше, в походах и дома». Прежде влюбленность Тараса в вещь была скрыта, затеряна, теперь же все словно бы ярким солнышком озарилось: потеряв одного сына, другого, Тарас не хочет, чтобы и вещица его в плен попадала. Его отношение к «люльке» - едва ли не родительское отношение: Тарасу и сама вещь дорога как «сопутница» его ратной жизни, и даже имя ее, название. А оно звучит каламбурно.
«Тараса Бульбу», и в эпизоде с вызволением из полона трубки-«люльки» слышится чуть-чуть окрашенный иронией каламбур.
«Тарас Бульба» несет на себе явственную печать двуязычия. Он - на рубеже украинской и русской культуры. Свое двуязычие Гоголь осознавал и по-хорошему им бравировал (даже в этом сказывалось его представление о его призвании, назначении: объединять, то, что начало разделяться). Предисловие к первой книге Гоголя, к сборнику «Вечера...» увенчивается словариком, в котором украинские названия музыкальных инструментов, яств, танцев, утвари переводятся на великорусский язык. Здесь, в частности, разъясняется: «Люлька - трубка». Курительная трубка по-украински-«люлька», по-русски люлька - колыбель. У Гоголя слово «люлька» как бы чуть-чуть улыбается: оно обозначает две совершенно разные вещи: «Катерина начала качать ногою люльку, сидя на лежанке»,- говорится в повести «Страшная месть». Там же: «... На полках домашняя посуда и утварь; на столе хлеб и соль; висит люлька...» В люльке - ребеночек, сын пана Данилы. А далее слово «люлька» заменяется словом «колыбель», причем лежащий в колыбели малыш видит перед собою... «люльку», трубку казака, есаула, прискакавшего на помощь Даниле: «Кончив дела свои, старый есаул пришел к колыбели, и дитя, увидев висевшую на ремне у него в серебряной оправе красную люльку и гаман с блестящим огнивом, протянуло к нему свои ручонки и засмеялось». И есаул, «снимая с себя люльку, улыбается малышу: «Еще колыбели не отстал, а уже думает курить люльку».
«люлькой» старого есаула, образ которого, кстати, очень походит на образ Тараса Бульбы. Играет, смеется. А склонившийся над люлькой-колыбелью казак обещает ребеночку защиту и помощь (жест протягивания руки здесь, в «Страшной мести», интенсивен необычайно: есаул клянется, что «летел подать руку брату Данилу», но Данило погиб, не дождавшись подмоги, а сын погибшего, увидев есаула, протягивает «к нему ручонки»).
И Тарас склоняется над люлькой-трубкой, будто над люлькой-колыбелью; а идея жертвенности отцовства, которая пронизывает эпопею, находит в его жесте завершение: Тарас погибает, жизнью расплачиваясь за заботливый и нежный порыв, обращенный к вещице, в которой ему дорого все вплоть до ее названия, о многом, вероятно, напоминающего.
все. Вещи? И вещи тоже! Герои Гоголя открывают в вещах идеи, и это свойство их мышления делает их чудаками. Они вопиюще нерациональны: стоило ли рисковать собой ради спасения «люльки»? Абсурд? Да, абсурд. Но этот абсурд - от сознания священности вещи, ее судьбы, ее имени. От того, что патриотизм и Гоголя, и героев его носит характер всепроникающий: Тарас хочет спасти и дорогую ему вещицу, и слово, которым ее назвали. |
