на личность. И потому различия между Онегиным и Печориным закономерны. Их разъединяет небольшой отрезок времени. Их разъединяет гора - 14 декабря 1825 года. Если Онегин только шел к вершине, Печорин оказался на спуске. Этим обусловлено и развитие образов. Как и Онегин, Печорин был порождением своего времени. Тяжелая реакция, царившая в России, не могла не отпечататься на его характере. Все истинно прогрессивное душилось безжалостно. И трудно было росткам новой жизни пробиваться сквозь рутину к солнцу. Очень многие теряли во тьме ориентиры и не находили выхода. Гибли и медленно опускались на дно, образуя все новые и новые слои болота. И оно продолжало бы засасывать с методичной точностью намеченные жертвы, если бы не редкие цветы, осмелившиеся пробиться на поверхность. В бешеной злобе трясина обволакивала их тиной, обливала грязью, подгрызала корни, но они гордо и радостно открывали свои лепестки навстречу солнцу.
Он ждал от жизни чего-то большого, красивого. А что получил? Он слишком хорошо понимал людей и не понимал себя. Ведь это трудней. Что мы знаем о себе? Почему часто совершаем поступки, которые сами бы не желали, а чистые движения сердца смиряем холодными доводами рассудка? А все кажется таким простым, когда ни над чем не задумываешься, и основная ошибка Печорина была в решении, что он нашел ответ на все вопросы. Человек живет пока мыслит, а мысль начинается с вопросов. Сколько вопросов, столько и ответов. Нет, пожалуй, ответов еще больше. И нельзя с одним из них, полученным однажды, избранным для конкретного случая, подходить к Максиму Максимычу, и к Мери, и к Бэле. Печорин понимал людей, но не верил в них. Неудовлетворенность, идущая от незаурядности натуры, еще не оформилась в стремление к чему-то прекрасному. Он напоминает ребенка, который кричит: «Хочу!» А вот чего он хочет?
Вечные разочарования глушили жажду жизни. И пламя любви ко всему миру постепенно гасло в темных закоулках сердца, лишь изредка разгораясь от прикосновения долгожданной ласковой руки. Но и эти искры человечности скоро затухали, не успев превратиться в жертвенный огонь.
Печорин не мог положить на алтарь любви всего себя. Не позволяла двойственность натуры. В нем жили как бы два человека: один действовал, а другой судил его. Причем две половины души никогда не могли прийти к одинаковому решению. Они вечно ссорились и все усиливавшийся разлад с самим собой запутывал и без того достаточно сложную психологию лермонтовского героя. Кажется, что сам автор недостаточно понимал его и, боясь ошибиться, без ярлыка «положительного» или «отрицательного» образа отдавал на суд читателей. Действительно, характер Печорина достаточно сложен. Он, несомненно, умен, но я не могу простить ему равнодушия к людям. Равнодушие - вот самое страшное в Печорине. Все лучшие порывы оно останавливает ледяным вопросом: «А что это даст мне?» И крепнущий эгоизм, воспитанный с детства, принимает ужасные размеры. Печорину глубоко безразличны судьбы окружающих его людей. Он берет все и не дает ничего. Поэтому не было у него настоящих товарищей, так как истинная дружба обязательно строится на взаимном обогащении. Общаясь, люди становятся лучше. А Печорин забирал себе сердце и разум человека, подавлял волю и, как выжатые лимоны, отбрасывал за ненужностью. Ему необходима была дружба, но такая, которая бы все время давала пищу его ненасытному уму. Он жаждал любви, но лишь той, что захлестнула бы и поглотила его целиком. Ему нужно было или все или ничего.
Печорин не согласен влачить жалкое существование где-нибудь в тепленьком местечке, а ничего лучше найти не может. И он замыкается в узком кругу собственных интересов, а кольцо это, стягиваясь все больше и больше, душит и его, и близких ему людей. И когда оно сомкнется окончательно, он погибнет. Печорин - человек. Он будет очередной жертвой своего общества, своего времени. Точнее - уже стал ею.
за каждую соломинку счастья и кончая свою жизнь где-нибудь на пыльной дороге, так ничего и не дав людям. Сколько было их, представителей передовой дворянской молодежи, не переступивших порога зрелости, а шагнувших прямо в старость? Сколько было их, нераскрывшихся бутонов, нераспустившихся цветов? Сама жизнь, похожая на старый, пыльный, зачитанный до дыр роман, героями которого были они, являлась для них кладбищем. И после прикосновения к ней невольно хочется вымыть руки... |
