Андрей Болконский и Тушин в романе «Война и мир»
Свою судьбу Андрей Болконский связывал с судьбой родины и думал о военном подвиге во имя спасения русских и посрамления французов. В штабе Кутузова он «полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела». Вместе с тем он мечтал об особой роли в ходе военной кампании, воображал себя спасителем русской армии. Перед Шенграбенским сражением он понял, что русская армия вследствие поражения австрийцев может оказаться в окружении. В сложившейся тяжелой обстановке он надеется обрести свой «Тулон» - начало славы, торжества над людьми, подобное началу карьеры Наполеона. С этой целью он присоединяется к армейской группировке Багратиона, действия которой позволяют войскам Кутузова соединиться с частями, прибывающими из России.
В качестве адъютанта Багратиона Болконский оказывается на боевом поле Шенграбенского сражения. Войну «сверху» он наблюдает в действиях Багратиона, опытного русского генерала суворовской школы. Войну «снизу» князь Андрей видит больше всего и глубже всего в действиях командира батареи, артиллерийского штабс-капитана Тушина.
себя поэтому стеснительно и улыбался не совсем естественно. Болконскому запомнилась «фигурка артиллериста»: «В ней было что-то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное».
Народным героем явился незаметный офицер, рядовой участник войны, весь проникнутый чувством ответственности, чувством «необходимости». Он совершает воинский подвиг в полном увлечении общей борьбой, лишен обостренного сознания личности, своей роли как руководителя-командира. Уже с первого момента знакомства Болконский постигает значительность, жизненную цельность и обаяние натуры Тушина, они имеют расположение друг к другу. Вместе с тем Болконский и Тушин - антагонисты по жизненной позиции. Тушин принадлежит к категории тех людей, которые остро ощущают неизбежный ход событий и свой долг полагают в достижении общей цели без единой мысли о своей особой роли. Болконский же индивидуалистически понимает свободу как произвольное вмешательство в ход истории. Он верит в силу единичной воли, в способность «сильной личности» по собственному усмотрению вершить судьбы народа. Вся фигура Тушина вступает в противоречие с представлением Болконского о личности героя, которая, благодаря глубокому проникновению в смысл событий, смелой инициативе, встает во главе истории, становится ее движущей силой, нызывая удивление и любовь людей.
Князь Андрей объезжает линию войск от правого до левого фланга, составляет для себя план расположения поиск, соображает будущий ход военных действий. Психологически он готовится к своему «Тулону»: «Началось! Вот оно!» - думал князь Андрей, чувствуя, что кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» - думал он». И здесь же за несколько минут до сражения даются голоса беседующих офицеров: «Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным топом, что он невольно стал прислушиваться. «Нет, голубчик, - говорил приятный и как будто знакомый Андрею голос, - я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся». Очень показательно нравственно-психологическое состояние Болконского и Тушина накануне Шенграбенского сражения: один думает о славе, о своем «Тулоне», о «карьере», и в его размышлениях преобладает жажда самоутверждения, власти над людьми, другой занят мыслями о жизни и смерти в философском плане. Высокая духовность отличает человека из народа, героя уже по самой натуре.
«Тулона», т. е. случая, который позволил бы ему встать во главе войска, спасти русских от неизбежного разгрома и благодаря удачно составленному плану единолично одержать победу над противником. Мечтая о волюнтаристском воздействии на ход истории, он естественно пристально наблюдает за поведением Багратиона в момент Шенграбенского сражения, с удивлением замечает, что Багратион не руководствуется заранее составленным планом, а сообразуется лишь с ходом обстоятельств.
Поведение Багратиона в какой-то мере напоминает поведение Кутузова в Бородинском сражении: «Он не делал никаких распоряжений, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали». Эта видимая пассивность была лишь формой их активной деятельности. Вместе с тем встреча с Тушиным и адъютантство при князе Багратионе несколько расшатывают представления князя Андрея о личности героя, единоличного спасителя массы людей от неминуемой катастрофы. Все это происходит потому, что самому Болконскому не хватает цельности, того единства слова и дела, которое отличает воображаемого героя.
двух голосов во внутреннем монологе. «И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтоб уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту, и один одерживает победу. А смерть и страдания?- говорит другой голос.
выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он... Ну, а потом? - говорит опять другой голос». Два голоса во внутреннем монологе Болконского подтверждают его раздвоение. Он спорит сам с собою: в воображении одерживает блестящую победу, причем одерживает победу один, ведет свою дивизию к решительному пункту и никто из начальников не вмешивается в его распоряжения. Но условием победы являются смерть и страдания людей, и человеческие жизни становятся средством к славе одного, - однако этому внутреннему подспудному голосу Болконский не отвечает, а продолжает упиваться воображаемым восхождением по пути славы и торжества над людьми.
«другой голос» глохнет и забывается к моменту Аустерлицкого сражения. |
