Подвиг Болконского на Аустерлицком поле
После Шенграбенского сражения князь Андрей почувствовал, что он может «найти смысл в этих толпах и мысль». Первый месяц на войне, встречи с высшим кругом армии и приближение рядовому войску были важным этапом в жизни князя Андрея. Подвиг Болконского на Аустерлицком поле стал теперь логическим завершением предшествовавших ему впечатлений и раздумий. За этот период переменились многие взгляды его на военное дело и, главное, на роль народа в войне.
многое объясняющие: «Князь Андрей слышит, сражение проиграно везде. Он думает: я все сделал, что от меня зависело, и все-таки ничего». Другая: «Князь Андрей лежит на Аустерлицком поле, страдает, видит страдания других и тут вдруг видит спокойное торжествующее лицо Наполеона, удерживает боль, чтоб презирать». В следующих показано новое отношение Болконского к Наполеону: «Бонапарт герой, но он ненавидит его». Князь Андрей увидел, что «Бонапарт с своим подбородком не человек», что в нем «нет жизни», а он «машина». И наконец, главная мысль, пронизавшая последнюю сцену: «Он видел высокое безучастное небо, и строй мысли был сообразен небу. Наполеон казался маленьким».
Запечатленные в конспекте мысли развиты в последней главе, посвященной князю Андрею на войне 1805 года. По первому варианту сцены на Аустерлицком поле, единственное, что запечатлелось в сознании князя Андрея, когда он, раненый, упал,- это «ограниченный клочок жнивья с измятой соломой». Такой образ, создающий впечатление безысходности и ограничивающий событие темой физической смерти, Толстой заменил небом. В исправленном тексте читаем: «И вдруг ничего нет, кроме неба - высокого неба с ползущими по нем серыми облаками - ничего, кроме высокого неба».
«Как же я не видал прежде этого высокого неба? - подумал князь Андрей. - Я бы иначе думал тогда. Ничего нет, кроме высокого неба, но и того даже нету, ничего нет, кроме тишины, молчания и успокоения».
«человека в треугольной шляпе и сером сертуке с счастливым, но вместе с тем безучастным лицом», он не только был так же мало взволнован, как «ежели бы муха прожужжала над ним», но он еще «видел, над собой далекое высокое и вечное небо». Сохранившиеся из первого варианта мысли князя Андрея о всей его жизни теперь возникают как бы под впечатлением неба. Любое, даже самое беглое упоминание подготовило бы читателя к возвращению князя Андрея и уменьшило бы напряженность действия. Толстой отказался от прежнего намерения. Болконский «в числе других безнадежных раненых был сдан на попечение жителей»- вот все, что стало известно о князе Андрее. Это не только не ослабляет, а, напротив, усиливает впечатление той минуты, когда князь Андрей, которого считали погибшим и которому отец заказал памятник, вдруг приезжает в Лысые Горы в метель, во время родов маленькой княгини. Самый приезд князя Андрея, его душевные переживания, связанные с родами жены, ее смерть и, наконец, крестины Николушки Болконского легко удались Толстому. Без существенных изменений эти сцены вошли в опубликованный текст.
«В 1807 году жизнь в Лысых Горах много изменилась. Молодой князь безвыездно жил при отце. На половине покойной княгини была детская, и маленький князек жил там». Так в ранней рукописи начался последующий рассказ о Болконских. Царившее в семье настроение определено в двух планах. В теме личной оно сосредоточено вокруг могилы маленькой княгини, над которой возвышался памятник-часовня с мраморной статуей плачущего ангела. Старый князь, зайдя в часовню, «сердито засморкавшись, вышел оттуда». Князь Андрей «тоже не любил смотреть на этот памятник, ему казалось, вероятно, так же, как и отцу, что лицо плачущего ангела было похоже на лицо княгини, и лицо это говорило тоже: «Ах! что вы со мной сделали! Я все отдала вам, что могла, а вы что же со мной сделали?» Княжна Марья, напротив, «охотно и часто» ходила в часовню, водила с собой маленького племянника и «пугала его своими слезами».
«Как ни тяжело было князю Андрею слышать торжества 1Ч-ской победы и о первых успехах русских войск, в которых он не участвовал, он оставался верен своему, слову не служить более в русской армии. Но зато с жадностью они оба с отцом, как ни различны и ни спорны были их взгляды, следили за ходом политических и военных событий». Рассказано затем о болезни Николушки, у постели которого дежурили князь Андрей и княжна Марья, «измученные бессонницей и тревожные». |
