«Толстой и Толстые»
Примечательно, что представителям толстовского рода свойственно долголетие. Если подсчитать средний возраст пяти поколений предков Льва Толстого (исключая его родителей, рано умерших), он составит 68 лет, что было редким в ту отдаленную эпоху. Долголетию представителей рода Толстых сопутствовала плодовитость. В генеалогическом древе Толстого среди его предков мы обнаруживаем исключительно русские и знатные фамилии. Прародители одного из величайших русских писателей были родовитыми аристократами, гордившимися знатностью породы в 32 коленах.
склад обличали в нем деревенского жителя и в то же время русского барина. Художник Репин говорил, что «всякое другое лицо скучно и нелюбопытно после его лица, крупные черты которого будто вырублены топором ». Те современники, кому посчастливилось встречать Толстого, отмечали как главную особенность его облика сочетание в нем черт мужицких и аристократических: мужицкая борода, грубые, привычные к физической работе руки, простая, наподобие крестьянской одежда; в его осанке до конца дней сохранилась такая величавость, что рядом с ним, хотя он был среднего роста, все казались меньше, стушевывались; он начинал говорить - и всех зачаровывали сдержанное достоинство его речи, благородство и грация жестов.
В своих воспомийаниях Горький рассказывает о почитателях Толстого, которые, обманувшись демократическим обликом Льва Николаевича, попробовали было обратиться к нему в простонародно-фамильярном духе: «И вдруг из-под мужицкой бороды, из-под демократической мятой блузы поднимается старый русский барин, великолепный аристократ, тогда у людей прямодушных, образованных и прочих сразу синеют носы от нестерпимого холода». А ведь это было в последние годы жизни, когда в течение многих лет Толстой утверждал, что нет другого идеала, кроме простой мужицкой жизни, и проповедовал опрощение.
Из Толстого делают архетип - собирательный образ человека 19 века; его сравнивают с библейским пророком Исайей; Стефан Цвейг видел в нем воплощение бога Пана, В. И. Ленин - зеркало русской революции...
И он был и тем и другим и таил в себе еще многие лики: апостол непротивления и геройски сражавшийся офицер, защитник Севастополя, вегетарианец и азартный охотник; когда он был молод, братья считали его Пустяшным Малым; когда он стал клониться к закату, толстовцы почитали его, как святого; юный денди, он приходил в отчаяние оттого, что один ус у него чуть короче другого, и презирал тех людей, которые не носили перчаток, но он желал посвятить свою жизнь цели общей и полезной для всего человечества и употребить всю свою энергию для достижения наивысшего духовного совершенства...
«Как они могли сдаться! Надо было взорвать крепость...» Сказав это, он замолк и стал мрачным. В нем заговорил вдруг воин, офицер-артиллерист из осажденного и героически сопротивлявшегося Севастополя; другой Толстой - апостол непротивления, автор статей против патриотизма и милитаризма, противник военной службы - неожиданно утратил дар речи.
воскликнул: «Как это хорошо, когда человек так красив, как это прекрасно!..»
Кажется, это было в последний год его жизни: во время верховой прогулки на Делире - его любимой лошади - Толстой вдруг заметил зайца, прошмыгнувшего между конских копыт, и он пришпорил лошадь, пустил ее в галоп и с атуканьем помчался вслед, но через несколько мгновений остановился, сконфуженный, заметив про себя с удивлением, что тот вегетарианец, каким он стал, вдруг стушевался, уступив место азартному охотнику, каким он был в молодые годы. Его душа и разум постоянно настороже, подкарауливая с неусыпной бдительностью все, что может быть интересным и занимательным для человека его времени. Как и всем людям, ему свойственно стремление к счастью и потребность обыкновенных житейских радостей: ему нужна была дружба, любовь, семья; он увлекается спортом, игрой в карты, охотой... И в то же время он испытывает, как никто другой, нравственные страдания от несправедливости, социального неравенства, насилия и вражды.
Ему свойственны почти болезненное беспокойство мысли и страх смерти. Он чувствовал все то, что чувствует каждый из нас, но с совершенно особой глубиной, остротой и силой. Во всех своих произведениях он описывает чувства и реакции обыкновенных людей в их столкновении с проблемами повседневной жизни, и каждый узнает своего приятеля, брата или самого себя. «Искусство, - писал Толстой, - это деятельность, которая позволяет человеку действовать на себе подобных особого рода внешними знаками, внушающими те чувства, которые пережил он сам». |
