«Голова до сих пор полна... между прочим, сказками... Надобно отказаться от этой книги, которая не повредила бы мне...»- писал Щедрин. Сказочные образы будто сами собою рождались из жизни и мыслились не иначе, как в составе книги. Только в своей целостности книга сказок и могла выразить то «особенное патологическое состояние», в котором находилось русское общество в условиях реакции 80-х годов.
«Истории одного города» Щедрин отказал в человеческом естестве градоначальникам, безголовым правителям России. В сказках открывается всеобщее «остолбенение». Под влиянием страха, «зоологического» инстинкта самосохранения «I! обществе замечается наклонность уничтожить всякие порывы». И Щедрин уже не может сохранять за таким человеком даже внешне сколько-нибудь человеческий облик. Не случайно большинство его сказок написано в форме животного эпоса.
«духом времени» и выражает его. Под влиянием времени преображаются традиционные персонажи сказок. Заяц оказывается «здравомыслящим» или «самоотверженным», волк - «бедным», баран - «непомнящим», орел - «меценатом». Л рядом с ними появляются не закрепленные традицией, художественно осмысленные Щедриным как знамение времени образы вяленой воблы, премудрого пискаря, карася-идеалиста, чижика со своим горем и т. п. И все они, звери, птицы, рыбы, уже не люди, а скорее «очеловеченные» животные, вершат суд и расправу, ведут «научные» диспуты, дрожат, проповедуют... Вырисовывается «какая-то фантасмагория», в мареве которой лишь кое-где с трудом проступают человеческие лица.
«Никогда ничего подобного не бывало», «у зверей этого нет», «светопреставление» - так определялась Щедриным действительность, воплощенная в сказках. И самое страшное: никогда еще «неправда» так хладнокровно не рассчитывала, «что она останется без возражений». Поэтому писатель исследует в сказках типы общественного поведения, проявленные временем. Он едко высмеивает всякого рода приспособления, упования, несбыточные надежды, продиктованные инстинктом самосохранения или наивностью, убеждает читателя в бессмысленности любого компромисса с реакцией. Ни самоотверженность зайца, сидящего под кустом по «волчьей резолюции», ни мудрость пискаря, забившегося в нору, ни решимость карася-идеалиста, вступившего в диспут со щукой о возможности достижения социальной гармонии мирными средствами, не спасают от гибели. Уж на что лучше, кажется, приспособилась к политике «ежовых рукавиц» вяленая вобла: «Теперь у меня ни лишних мыслей, ни лишних чувств, ни лишней совести, - ничего такого не будет», - радовалась она, Но по логике времени, «смутного, неверного и жестокого», и вобла была «слопана», так как «из торжествующей превратилась в заподозренную, из благонамеренной - в либералку». Особенно беспощадно высмеял Щедрин либералов.
«уставиться лбом в стену и в этом положении замереть, Но при всей симпатии, например, к карасю-идеалисту и его идеям Щедрин трезво смотрел на жизнь. Судьбой своих сказочных персонажей он показал, что отказ от борьбы за право на жизнь, любая уступка, примирение с реакцией равносильны духовной и физической гибели человеческого рода.
«Отечественных записок», у Щедрина бывали минуты отчаяния. Но никогда он не позволял себе уклоняться от правды, пусть жестокой и горькой. С усилением трагического мироощущения очевидно открывалась ему непримиримость социальных противоречий, необходимость коренной перестройки общества. Эта мысль острее, чем в других произведениях, нашла отражение в книге сказок.
«Коняга», отличающейся от других особой «высокостью» содержания. Высмеяв разговоры о мужике «пустоплясов», Щедрин, может быть, единственный из писателей-современников отказался от всякой идеализации крестьянской жизни, крестьянского труда и даже деревенской природы. И жизнь, и труд, и природа открываются ему через вековечные страдания мужика и Коняги. В сказке выражено не просто сочувствие и сострадание, но глубокое понимание той безмерной трагической безысходности жизни, которая таится в самом бессмертии мужика и Коняги. Казалось бы, речь идет о самом насущном: корм, борозда, работа, обожженные солнцем плечи, разбитые ноги. Но «нет конца работе», «нет конца полю», «никогда не потухнет этот огненный шар» солнца, «никогда не прекратятся дожди, грозы, вьюги, мороз...», «нет конца жизни»... «Сколько веков он несет это иго - он не знает; сколько веков предстоит нести его впереди - не рассчитывает». Мера страданий парода, определяемая духовным, нравственным потенциалом самого писателя, вырастает до вселенских масштабов, не подвластных времени...
«погружения» в жизнь. В 1886-1887 годах Щедрин создает новый художественно-публицистический цикл «Мелочи жизни».
«одна разновидность изнемогает по-своему, а другая по-своему, а в том, что все одинаково только изнемогают и одинаково тратят свои силы около крох и мелочей». И самое страшное: к этой массе «изнемогающих» примыкают и люди убежденные. Герой очерка «Имярек», близкий по духу литератору Крамольникову и самому писателю, понимал, что человек, «даже осиянный ореолом, не перестает быть обыкновенным средним человеком и, в конце концов, ищет доброго дружеского слова, пожатия дружеской руки. Отсутствие этих признаков среднечеловеческого существования действует так удручающе, что многих, несомненно сильных, заставляет отступать». |
