«Выстрел»
(в первой части - офицер, оскорбивший Сильвио; во второй - жена графа) сколько-нибудь самостоятельной роли не играют, а лишь способствуют раскрытию характеров главных героев. Что касается еще одного персонажа, подполковника И. Л. П., он же и основной рассказчик повести, то никакого участия в движении фабулы, в развитии действия он, как уже сказано, не принимает. Дуэль между Сильвио и графом необычна. Выстрелы противников не следуют один за другим, как это было положено, но, поскольку Сильвио отказался стрелять в момент дуэли, а граф оставил за ним право сделать ответный выстрел в любое время, отделены друг от друга целыми шестью годами.
Тем самым дуэль распадается на две части. Соответственно на две части распадается и повесть. При этом рассказчик ни разу не видит обоих противников вместе. В первой части повести он встречается только с одним из противников - Сильвио; другого противника, графа, здесь нет; но Сильвио рассказывает ему про первую половину дуэли. Наоборот, во второй части рассказчик встречается только с графом; Сильвио нет; но граф рассказывает ему о второй половине дуэли. Совершенно симметрична и последовательность расположения материала в каждой из частей. Первая часть открывается кратким описанием рассказчиком (сам он в это время, как уже упоминалось, молодой офицер) жизни и быта провинциального офицерства. Затем рассказчик рисует образ Сильвио; заканчивается первая часть рассказом самого Сильвио.
Вторая часть открывается кратким описанием рассказчиком, сделавшимся к этому времени небогатым провинциальным помещиком, жизни и быта поместного дворянства; затем им рисуется образ графа; заканчивается вторая часть рассказом самого графа. Композиционная симметрия в построении обеих частей усиливается параллельной перекличкой в них некоторых особенно выразительных деталей.
«неимоверным искусством» в стрельбе из пистолета, достигнутым им в результате непрерывных и настойчивых упражнений, они «нашли его на дворе, сажающего пулю на пулю в туза, приклеенного к воротам». Во второй части рассказчик, осматривая кабинет графа Б., обращает внимание на одну картину, висевшую на стене: «Она изображала какой-то вид из Швейцарии; но поразила меня в ней не живопись, а то, что картина была прострелена двумя пулями, всаженными одна на другую».
Эта повторяющаяся и сама по себе весьма яркая деталь имеет существеннейшее значение для всего дальнейшего хода рассказа. Ведь, явившись представляться к богатому соседу, рассказчик нимало не подозревает, что он и есть тот самый «повеса», о котором рассказывал ему Сильвио, о первой встрече: Это было на рассвете. Я стоял на назначенном месте с моими тремя секундантами. С неизъяснимым нетерпением ожидал я моего противника. Весеннее солнце взошло, и жар уже наспевал. Я увидел его издали. Он шел пешком, с мундиром на сабле, сопровождаемый одним секундантом. Мы пошли к нему навстречу. Он приближался, держа фуражку, наполненную черешнями. Секунданты отмерили нам двенадцать шагов. Мне должно было стрелять первому: но волнение злобы во мне было столь сильно, что я не понадеялся на верность руки, и, чтобы дать себе время остыть, уступал ему первый выстрел; противник мой не соглашался. Положили бросить жребий: первый нумер достался ему, вечному любимцу счастия. Он прицелился и прострелил мне фуражку. Очередь была за мною. Жизнь его наконец была в моих руках; я глядел на него жадно, стараясь уловить хотя одну тень беспокойства... Он стоял под пистолетом, выбирая из фуражки спелые черешни и выплевывая косточки, которые долетали до меня. Его равнодушие взбесило меня. Что пользы мне, подумал я, лишить его жизни, когда он ею вовсе не дорожит? Злобная мысль мелькнула в уме моем. Я опустил пистолет. - Вам, кажется, теперь не до смерти, сказал я ему, вы изволите завтракать; мне не хочется вам помешать... - «Вы ничуть не мешаете мне, возразил он, извольте себе стрелять, а впрочем как вам угодно: выстрел ваш остается за вами; я всегда готов к вашим услугам». Я обратился к секундантам, объявив, что нынче стрелять не намерен, и поединок тем и кончился.
Граф рассказывает о второй встрече; Пять лет тому назад я женился. - Первый месяц я провел я здесь, в этой деревне. Этому дому обязан я лучшими минутами жизни и одним из самых тяжелых воспоминаний. Я вошел в эту комнату и увидел в темноте человека, запыленного и обросшего бородой; он стоял здесь у камина. Я подошел к нему, стараясь припомнить его черты. «Ты не узнал меня, граф?» сказал он дрожащим голосом. - Сильвио! закричал я, и, признаюсь, я почувствовал, как волоса стали вдруг на мне дыбом. - «Так точно, продолжал он, выстрел за мною; я приехал разрядить мой пистолет; готов ли ты?» Пистолет у него торчал из бокового кармана. Я отмерил двенадцать шагов, и стал там в углу, прося его выстрелить скорее, пока жена не воротилась. Он медлил - он спросил огня. Подали свечи.
«Жалею, сказал он, что пистолет заряжен не черешневыми косточками... Пуля тяжела. Мне все кажется, что у нас не дуэль, а убийство: я не привык целить в безоружного. Начнем сызнова; кинем жеребий, кому стрелять первому». Голова моя шла кругом... Кажется, я не соглашался... Наконец мы зарядили еще пистолет; свернули два билета; он положил их в фуражку, некогда мною простреленную; я вынул опять первый нумер. - «Ты, граф, дьявольски счастлив», сказал он с усмешкою, которой никогда не забуду. Не понимаю, что со мною было, и каким образом мог он меня к тому принудить... но - я выстрелил, и попал вот в эту картину. (Граф указывал пальцем на простреленную картину; лицо его горело как огонь; графиня была бледнее своего платка; я не мог воздержаться от восклицания.)
Само описание двух встреч совпадает почти во всех подробностях: брошенный жребии, выпавшее графу право стрелять первому, его выстрел, его промах. Эти совпадения подчеркиваются несколькими почти дословными фразеологическими повторами: «Секунданты отмерили нам двенадцать шагов» - «Я отмерил двенадцать шагов»; «противник мой не соглашался» - «Кажется, я не соглашался»; «первый нумер достался ему» - «я вынул опять первый нумер».
о второй половине дуэли граф. Это и действительно делает рассказы того и другого своеобразной исповедью.
А благородство поведения Сильвио как раз и выступает с особенной рельефностью из того почти полного композиционного параллелизма - совпадения в основных подробностях между первой и второй половинами дуэли, о котором уже было упомянуто.
«Мне должно было стрелять первому: но волнение злобы во мне было столь сильно, что я не понадеялся на верность руки и, чтобы дать себе время остыть, уступал ему первый выстрел; противник мой не соглашался. Положили бросить жребий». Как видим, и здесь Сильвио бесстрашно обнажает нисколько не возвышенную причину отказа использовать свое преимущество - право на первый выстрел - и, наоборот, отмечает благородство графа, который в свою очередь отказался воспользоваться предоставляемым ему преимуществом: «противник мой не соглашался». |
