что у него, во-первых, имеются нравственные критерии для оценки своего и чужого поведения, а во-вторых, он. иногда и подтверждает на деле собственные моральные рекомендации. Так, например, он поступил в случае с письмом Татьяны: не обманул, не воспользовался неосмотрительностью бесхитростной провинциалки, хотя ранее он десятки раз обманывал женщин, губил их репутации и даже гордился этой ролью сердцееда, навязанной ему неписаными законами светского общества.
Ради справедливости следует признать: Онегин и в той истории остался верным своей страсти к рисовке. Ведь Татьяна тогда нисколько не увлекла его. Да и пред кем он стал бы гордиться «победой» над этой простушкой? К тому же в глазах светской толпы честь подобной победы была бы весьма сомнительной. Не потому ли сыграл он роль добродетельного человека - сыграл перед ней и перед собой? Причем не без доли ханжеского смирения: ведь он-то вовсе не тот, за кого себя выдает; зато интерес новизны в этой роли мог привлечь его. Вся первая глава романа посвящена изображению этого процесса формирования онегинского характера. Отец - личность заурядная, а матерный единого упоминания; зато сказано о гувернантке и гувернере: вероятно, ребенок видел их чаще, нежели родителей. Во всяком случае, не родители обучают его и дают представление о нравственных нормах: эта обязанность целиком передана «французу убогому». Универсальный гувернер учил его «всему шутя», в том числе и нравственным понятиям. Вероятно, слышал он хотя бы краем уха - о том, что суровые понятия эпохи классицизма уже немодны и что на смену им пришли новые соображения: долг не в том, чтобы жертвовать всем ради государства, а в том, чтобы жить своими чувствованиями, обогащать душу новыми впечатлениями, становиться более тонким и чувствительным человеком. Так что родителям Онегина он мог показаться знающим воспитателем - вполне в духе новейших педагогических учений той поры. Вот следующая ступень на жизненном пути героя:
Когда же юности мятежной
Пришла Евгению пора,
Пора надежд и грусти нежной,
Вот мой Онегин на свободе...
И снова он самый обыкновенный: такой же, как и все вокруг него. Учение кончилось, воспитание - тоже; начинается жизнь по собственной воле. Но возможна ли в его положении настоящая воля? Ведь он вступает в круг приличных людей и должен точно имитировать приличного человека. Набор несложный; без особого преувеличения можно даже сказать примитивный набор внешних примет приличного человека. Внутренние качества пока что не заинтересовали свет. И поэтому Онегин не стремится их обнаруживать сразу же: он постепенно входит в это новое общество.
Не преувеличивал ли Пушкин духовную ограниченность так называемого света? Ведь это - правящее сословие империи! Нет, многочисленные свидетельства историков подтверждают, что именно так и обстояло дело при допуске нового человека в верхи правящего сословия. Подчас самые ограниченные, примитивные в своих понятиях люди окружали императорский престол, добивались милостей государя, пробивались к рычагам власти, определяли политику, если они умели имитировать необходимый, издавна утвердившийся тип поведения при императорском дворе.
«... он умен и очень мил». А Онегин в самом деле умен: он ведь не ограничился этой ролью, он тут же попытался встать выше исходного уровня для новичков и стал осваивать роль «ученого малого».
Обе роли Онегин исполнил отлично - следует признать без оговорок на этот счет. Оговорка есть другого рода - таков ли был Онегин на самом деле? Отдался ли он без остатка игре в порядочного человека и ученого малого, так что его внутренний мир как бы слился с этим миром танцев, пустой болтовни, легковесной учености, паркетной суеты? Оставалось ли у него на душе и на уме что-нибудь иное - заветное, тайное, отличающееся от мнений, толков и сплетен света?
откровенность либо осмеивались, либо использовались с корыстной целью прожженными законодателями света; во всяком случае, эти качества приносили неприятности своему обладателю. |