Евгений Онегин - выразитель особенностей содержания жизни русского общества
его отчужденность от национальной жизни: он без семьи, воспитан иностранным гувернером, засилье иностранных слов в первой главе. Пушкин не дает однозначных оценок, но видит и сильные стороны, прежде всего, потребность осмыслить себя как личность. Работая в Одессе над второй главой, Пушкин еще не знал, что скоро - не пройдет и года - он вынужден будет поселиться в этом «прелестном уголке», сосланный, поднадзорный. Но он уже давно знал, что русская деревня далеко не так прекрасна, как кажется непосвященному взору.
Еще в 1819 году, приехав в Михайловское во второй раз в жизни, двадцатилетний Пушкин увидел не только прелесть русской природы:
Среди цветущих нив и гор
Везде невежества губительный позор.
На пагубу людей избранное судьбой,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца...
(«Деревня». 1819 г.)
«прелестном уголке». Чем дальше описывает он деревню, тем слышнее ирония. Дом дядюшки Онегина назван «почтенным замком», хотя обставлен он весьма скромно: «два шкафа, стол, диван пуховый...» Слово «замок» вызывает мысли о феодале, которому подчинены безропотные вассалы, о несправедливости, царящей там, где властвует «барство дикое». Прочтя всего две строфы, читатель начинает понимать горечь эпиграфа: «О Русь!» Тяжело мыслящему, благородному человеку жить на Руси в пушкинскую эпоху. Трудно Онегину в деревне - потому трудно, что он умнее, честнее тех людей, которые окружают его. И ему эти люди постылы, и он им враждебен; они злословят о нем:
«Сосед наш неуч; сумасбродят;
Стаканом красное вино;
Все да, да нет; не скажет да-с
Иль нет-с».
Таков был общий глас. Эти обвинения нам знакомы: «Шампанское стаканами тянул. - Бутылками-с, и пребольшими. - Нет-с, бочками сороковыми». Так рассуждали о Чацком гости Фамусова. В «Горе от ума» глухая старуха графиня-бабушка не услышала ни звука из того, что ей рассказал Загорецкий о Чацком, но слова нашла такие же, как соседи Онегина: «Что? К фармазонам в хлеб ? Пошел он в басурманы?». Сам Пушкин во время южной ссылки примыкал к кишиневской масонской организации. Среди масонов было немало передовых людей, будущих декабристов, потому их так ненавидели гости Фамусова и соседи Онегина. Читая первую главу, мы сравнивали Онегина с Пушкиным, Чаадаевым, Кавериным - с умнейшими, выдающимися людьми своей эпохи. Евгений не таков, как эти люди, ему недоступны их знания, их таланты, их умение понимать жизнь, действовать. Но он много выше среднего человека своего круга - в этом мы убеждаемся, читая вторую главу. И этого-то не прощает ему его круг. За неделю до того, как вчерне закончить вторую главу, Пушкин писал А. И. Тургеневу: «... Я на досуге пишу новую поэму Евгений Онегин, где захлебываюсь желчью». (Разрядка Пушкина.) За месяц до этого, в разгар работы над второй главой, Пушкин пишет в другом письме - П. А. Вяземскому: «... О печати и думать нечего, пишу спустя рукава. Цензура наша так своенравна, что с нею невозможно и размерить круга своего действия - лучше об ней и по думать». Когда на сцене появляется Ленский, мы знакомимся с еще одним типом русского молодого человека пушкинской поры.
... С душою прямо геттингенской,
Привез учености плоды:
Вольнолюбивые мечты,
В Геттингенском университете в Германии воспитывалось немало русских юношей - и все они были известны своими «вольнолюбивыми мечтами». Итак, Онегин и Ленский подружились. Но они ведь такие разные:
... Волна и камень,
Подружились они потому, что все остальные совсем уж не подходили для дружбы, потому что каждый скучал в своей деревне, не имея никаких серьезных занятий, никакого настоящего дела, потому что жизнь обоих, в сущности, ничем не заполнена.
Так люди (первый каюсь я)
«первый каюсь я» - характерно для Пушкина. Да, и в его жизни были такие дружеские отношения - от делать нечего - в которых пришлось потом горько каяться: с Федором Толстым - «Американцем», тем самым, о котором Грибоедов говорит: «В камчатку сослан был, вернулся алеутом, и крепко на руку нечист; да умный человек не может быть по плутом», Быть может, Пушкин, когда писал эти строки, думал и об Александре Раевском, своем «демоне», - много горя принес ему этот друг. Круг их разговоров серьезен, это не пустая болтовня:
Племен минувших договоры,
И предрассудки вековые,
Судьба и жизнь в свою чреду,
Все подвергалось их суду.
Это - темы разговоров мыслящих людей. Те же проблемы обсуждались будущими декабристами: читался «Общественный договор» французского просветителя Жан-Жака Руссо; решались задачи практического применения наук в сельском хозяйстве; о «добре и зле» сам Пушкин много говорил с Раевским, а в лицейские годы - с Кюхельбекером. В 1821 году Пушкин записал в своем дневнике: «Утро провел я с Пестелем; умный человек во всем смысле этого слова... Мы с ним имели разговор метафизический, политический, нравственный и проч.». Вполне может быть, что и с Пестелем Пушкин беседовал о добре и зле, что их занимали «предрассудки вековые и гроба тайны роковые». |
