Образ русского народа в произведении « Капитанская дочка»
В 1835 году, во время работы над романом, Пушкин, готовя рецензию на Собрание сочинений Георгия Конисского, записал важную мысль: «Одна только история народа может объяснить истинные требования оного». «Капитанская дочка» должна была в образах и характерах представить результаты художественного исследования истории народа в один из важнейших моментов его жизни. О мятежном народе читатель «Капитанской дочки» узнает уже во второй главе романа из иносказательного разговора двух казаков: вожатого и хозяина умета. Образ мятежного народа - еще смутный, возникающий только из разговоров,- станет с этого момента сопровождать Гринева. Приехав в Белогорскую крепость, он уже при первой встрече с капитаном Мироновым заводит речь о восстании: «Я слышал... что на вашу крепость собираются напасть башкирцы...» «Пустяки! - сказал комендант. - У нас давно ничего не слыхать.
Но события развивались стремительно, и далекий, не очень тревоживший офицеров мятеж приближался и Белогорской крепости. Гринев, впервые сообщая о восстании, называет его «неожиданным происшествием». Затем это «происшествие» получает имя «пугачевщины».
Весть о Пугачеве быстро облетела Оренбургскую губернию. О нем говорили тайно и явно, повсюду распространялись «возмутительные письма»- манифесты Пугачева. Вольное слово мятежников покоряло сотни и тысячи людей. Казак Белогорской крепости, урядник Макснмыч, отправляется на тайное свидание с Пугачевым. Появляется в крепости первый пугачевец - пойманный с «возмутительными письмами» башкирец. Встреча с ним потрясла Гринева: старый человек, жестоко наказанный еще за участие в бунте 1741 года, обезображенный пытками, он вновь пристал к восставшему народу.
Игпатьича) сдался и бросил оружие. Гринев становился свидетелем массовости восстания, народности Пугачева «... Жители выходили из домов с хлебом и солью. Раздавался колокольный звон. Вдруг закричали в толпе, что государь па площади ожидает пленных и принимает присягу. Народ повалил на площадь...»
из дома казаки «вытащили на крыльцо Василису Егоровну, растрепанную и раздетую донага». Увидев повешенного мужа, «бедная старушка» «закричала в исступлении»: «Злодеи!.. Что это вы с ним сделали», назвала Пугачева «беглым каторжником». Пугачев не мог оставить без внимания этот оскорбительный выкрик. Он - государь; авторитет его не может быть поколеблен. Пугачев приказал: «Унять старую ведьму!»
Хлопуша, беглый каторжник, опровергает идею оправдания любой жестокости, всякого произвола. Прилагав, что и он «грешен», Хлопуша заявляет: «Но я губил супротивника, а не гостя; на вольном перепутье, да в темном лесу, не дома, сидя за печью; кистенем и обухом, а не бабьим наговором».
Перед нами три мятежника, три человека с большим жизненным опытом, три руководителя восстания,- и каждый раскрыт как личность, со своим индивидуальным характером, со своим пониманием ответственности за исход восстания, справедливости, жалости и жестокости.
некоторые сцены. После принятия решения идти на Оренбург Пугачев предлагает: « Ну, братцы, затяпем-ка па сон грядущий мою любимую песенку. Чумаков! Начинай!" Сосед мой затянул тонким голоском заунывную бурлацкую песню, и все подхватили хором». Пели песню «Не шуми, маги зеленая дубровушка, Не мешай мне, доброму молодцу, думу думати».
Песня рассказывала об удалом, смелом и отважном «разбойнике», «крестьянском сыне». Пойманный, он должен был «держать ответ» перед «православным царем». «Добрый молодец» знает, что спрашивать будет грозный судья и что станет он ему отвечать. Не выдаст он своих товарищей, не покается в совершенном и без страха примет приговор. А «пожалует» его царь «среди поля хоромами высокими, что двумя ли столбами с перекладиной».
«Историей Пугачева», Пушкин узнал из различных источников, что Пугачев предчувствовал поражение и неминуемую свою гибель. И это не остановило его. Продолжая возглавлять восстание и после поражения на Урале, перейдя Полгу, он поднял на бунт крепостных Центральной России. В «Истории Пугачева» Пушкин раскрыл трагизм судьбы Пугачева. В романе именно сцена исполнения песни поэтически обнажала трагизм жизни народных героев.
Гринев это почувствовал сразу и потому пришел в смятение от увиденного и услышанного. «Невозможно рассказать, какое действие произвела на меня эта простонародная песня про виселицу, распеваемая людьми, обреченными виселице. Их грозные лица, стройные голоса, унылое выражение, которое придавали они словам и без того выразительным,- все потрясало меня каким-то пиитическим ужасом». |
