«Капитанская дочка» - тема сострадания и милосердия
"…Читая его творения, можно превосходным образом воспитать в себе человека…"
В. Г. Белинский
– это те главные нравственные ориентиры, соотнося с которыми свою жизненную философию, человек сможет сохранить не только себя как личность, но и воссоздать на земле Царствие Божие: мир добра, красоты и справедливости. Именно о нем мечтали многие поколения русских писателей. И в этом процессе духовного созидания особая роль принадлежит А. С. Пушкину. Ему, поэту-пророку, Богом был дарован талант "глаголом жечь сердца людей", пробуждая "чувства добрые" в их душах. На каких основах должна строиться жизнь – в особенности в смутные переходные ее периоды, когда ставятся под сомнение сложившиеся традиции и нормы морали? Этот вопрос был принципиальным для Пушкина – человека и художника.
… Возвращенный в 1826 г. Николаем I из ссылки, он предстал перед императором, который задал прямой вопрос: "Пушкин, принял ли бы ты участие в 14 декабря, если б был в Петербурге?" Тот, будучи человеком чести, мужественно ответил: "Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог не участвовать в нем. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что я благодарю Бога!" Смысловая двойственность пушкинской фразы несомненна. Видимо, "отсутствие спасло" не только от царской немилости. Тогда от чего же? В повести "Капитанская дочка", законченной за несколько месяцев до смерти, был дан ответ – плод размышлений целой жизни. "Молодой человек! – как будто с завещанием обращается к нам Пушкин, - если записки мои попадут в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений". Ну и, конечно, это знаменитое место о русском бунте: "Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды, или не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка – копейка". Яснее не скажешь… Это позиция гуманиста, душа которого противится насилию в любых его проявлениях и одновременно мучается в замкнутом круге неразрешимых внутренних противоречий: ведь был же тот вышеупомянутый ответ царю! В "Капитанской дочке" нигде честь не противостоит совести, а вот в жизни все могло быть – и было – гораздо трагичней.
– сама требует защиты. Если не оступишься, не смалодушничаешь сам, так на этот случай всегда готова клевета… Об этом тоже повесть Пушкина. И не случайно глава "Суд" имеет эпиграф: "Мирская молва – морская волна". Рассчитывать на то, что можно во всех случаях сохранить о себе отличное мнение, не приходится: слишком слаб человек нравственно, и судимый, и судящий… Чем руководствоваться? За что же держаться? Ответ автора "Капитанской дочки" однозначен: держаться нужно за свою совесть, за честь в глазах Бога. Это поможет сохранить честь и в глазах людей.
"Капитанская дочка" подсказывает: надо быть милосердным.
достоинство человека и его честь.
один – нравственные нормы "преступить сумевший", другой – твердо держащийся законов чести и совести. И эта противопоставленность придает особую драматичность и остроту событиям, свидетелями которых мы становимся.
Вспомним первую встречу Гринева с будущим самозванцем. Пугачев вывел заблудившихся во время бури путников к постоялому двору, за что Петр Андреич дарит вожатому полтину денег на водку и свой заячий тулуп. Прижимистый Савельич ропщет:
подарок бессмыслен, "он его пропьет, собака, в первом кабаке". Да и не налезет этот юношеский тулуп на пугачевские "окаянные плечища"! С точки зрения здравого смысла Савельич прав. Однако автор пишет, передавая мысли Гринева: "Бродяга был чрезвычайно доволен моим подарком". Тут не в тулупе дело… Тут впервые промелькнуло между офицером и беглым казаком нечто иное… Это не только проявление благодарности, хотя она, несомненно, явилась главным мотивом поступка Петруши. В
кощунственно. Сделав шаг навстречу "страшному мужику", Петр Андреич поступил, что называется, по совести. Все это и почувствовал Пугачев. Потому так и радуется он подарку. Потому и такое теплое напутствие Гриневу: "Спасибо, ваше благородие! Награди вас Господь за вашу добродетель. Век не забуду ваших милостей".
Чем же можно ответить на милосердие? Чем его измерить? Только милосердием же. Не боясь уронить достоинство атамана в глазах соратников, Пугачев следует именно велению сердца, когда спасает Гринева от смертной казни: "… я помиловал тебя за твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов". Но сколь несоразмерны услуга и воздаяние: стакан вина, заячий тулуп и… жизнь, подаренная офицеру вражеского войска. Каким же законом управляется поведение Пугачева? Думаю, все тем же законом совести, которым так часто пренебрегают в этом мире, но которого нет выше и благороднее. Пугачев не может не помиловать Гринева, так как перечеркнуть то внутреннее человеческое единение, которое оба ощутили при первой встрече, значило бы уничтожить в себе самом нечто самое дорогое, самое святое. Потому-то напряженный и драматический диалог, в котором Петр Андреич, следуя совести своей и чести, отказывается присоединиться к восставшим (рискуя отчаянно), имеет такой примиряющий финал: "Так и быть, - сказал он (Пугачев), ударяя меня по плечу. – Казнить так казнить, миловать так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь".
То же и в третьей встрече. Прислушаемся к беседе, которую ведет с Пугачевым Гринев:
- О чем, ваше благородие, изволил задуматься? - Как не задуматься, - отвечал я ему. – Я офицер и дворянин; вчера еще дрался противу тебя, а сегодня еду с тобой в одной кибитке, и счастие всей моей жизни зависит от тебя. - Что же? – спросил Пугачев. – Страшно тебе?
Я отвечал, что, быв однажды уже им помилован, я надеялся не только на его пощаду, но даже и на помощь.
– сказал самозванец. – Ты видишь, что я не такой еще кровопийца, как говорит обо мне ваша братья.
Во всех перепетиях откровенного и рискованного разговора, который ведет с Пугачевым герой Пушкина, направляет последнего, питает надежду опять милосердие, хотя и о достоинстве офицера Гринев никогда не забывает. Он понимает, что нарушил кодекс дворянской чести. И это тяготит Петра Андреича, который в ходе жизненных испытаний постигает нравственные законы, куда более значимые, чем набор представлений о сословной исключительности.
Петру Гриневу, в духовном облике которого так органично соединились совестливость и верность долгу, противопоставлен в повести Швабрин. Рассказ о нем от начала до конца представляет собой историю бессильной злобы, зависти, неспособности простить. Отвергнутый Марьей Ивановной, он вступает на путь Каина путь насилия, предательства, мести который ведет его не только к гибели физической, но – что несравнимо хуже – к духовному самоубийству. Швабрин не изнуряет себя вопросами морали, нравственного выбора или проблемами чести. Муки совести ему незнакомы. Собственное "я" для этого человека – единственная ценность. За эгоизм, отход от Божьей правды Швабрин в повести наказан. Но Гринев, как и сам автор, не торжествует над униженным врагом: это согласно христианской морали стыдно. Поэтому и отворачивается от поверженного недруга любимый герой Пушкина – и в этом опять милосердие целомудренной, совестливой души.
"Капитанской дочки" – вовсе не слащавая подачка читателю "романтической повести", а следствие глубочайшей уверенности писателя – гуманиста в том, что человеческая история имеет свой смысл, что падший мир держится все-таки на добре, главными составляющими которого являются совесть и милосердие, достоинство и сострадание. |
