Историческая правда в произведениях Пушкина
и поэмы, драмы, повести и романы, исторические работы и заметки. О причинах обращения Пушкина к истории, о его историко-философских воззрениях, о его оценках различных исторических событий и исторических деятелей написано много исследований. Я вижу свою задачу в том, чтобы попытаться выяснить, насколько, произведения Пушкина соответствуют исторической правде, где и почему он отступал от нее, какое значение он придавал вымыслу и в каких целях он к нему прибегал.
документальных источниках (иногда достоверных, иногда не очень), а подчас и на устных свидетельствах современников тех событий и исторических лиц, о которых Пушкин собирался писать. Однако если в своих исторических исследованиях ("История Петра" и "История Пугачева") он скрупулезно придерживался исторических фактов, хотя, конечно, отбирал из источников лишь то, что считал важным, то в художественных произведениях он нередко отступал от исторической правды, а при существовании различных версий отдавал предпочтение той, которая казалась ему наиболее психологически правдоподобной, и даже обращался к народным легендам. Во всех этих случаях, оставаясь в основном верным историческим фактам, Пушкин в то же время манипулировал ими в соответствии со своими творческими замыслами.
Одним из отступлений Пушкина от строгой исторической правды является "Полтава", в которой он ради моральной дискредитации Мазепы и романтической интриги отчасти исказил реальные факты, хотя в основном им следовал. Дело даже не в том, что, хотя настоящее имя героини было Матрена, или по-украински Мотря, он назвал ее Марией (правда, указав в Примечаниях ее подлинное имя), потому что Матрена и тем более Мотря звучало уж слишком простонародно (вспомним, что в "Онегине" Пушкин извинялся даже за то, что назвал свою героиню Татьяной) и никак не шло романтической героине. Гораздо важнее другое. Мазепа, будучи уже стариком, действительно влюбился в младшую дочь своего старого друга и свою крестницу.
Судя по тому, что пишут историки, это была его единственная глубокая и страстная любовь (Мазепа не любил свою жену, которая умерла за два года до событий, описанных в "Полтаве"). Совершенно случайно сохранилось 12 писем Мазепы к Мотре. Написанные после того, как они навсегда расстались, эти на редкость трогательные письма красноречиво говорят о том, как на удивление нежно и пылко старый гетман любил свою крестную дочь, и каким горем была для него невозможность соединиться с ней. Мазепа действительно часто бывал в доме Кочубеев, дарил Мотре дорогие подарки и сделал ей предложение, которое было отвергнуто ее родителями.
что он не может на ней жениться против воли родителей и вопреки категорическому запрету церкви, Мазепа немедленно отправил ее домой, не воспользовавшись ее любовью к себе. Что произошло после этой драмы, никто не знает, (некоторые историки утверждают, что она по своей или по родительской воле ушла в монастырь), но точно известно, что она не жила в доме Мазепы, не была его любовницей, не пыталась присутствовать при казни отца, которая произошла через четыре года после этих событий, и не сходила с ума. Поэтому судьба Марии, описанная в "Полтаве", является не чем иным, как романическим вымыслом Пушкина, так же как образ молодого казака, влюбленного в Марию, ее разговоры с Мазепой и его признание в заговоре против Петра, мольбы матери о помощи, бегство Марии из дома Мазепы и ее сумасшествие.
"Арап Петра Великого". На основе разнообразных источников Пушкин в этом незаконченном романе великолепно передал атмосферу Петровского царствования, но в обрисовке главного героя - Абрама Ибрагима он во многом отступил от исторических фактов. Во-первых, он значительно преувеличил роль Ибрагима при дворе Петра, назвав его "тайным секретарем" великого императора, несмотря на то, что, на самом деле юный "арап" был всего лишь его денщиком.
"он (Ибрагим) жил в постоянной и позорной нужде", что, кстати, подтверждает и сам Пушкин в "Истории Петра", приводя цитату из письма Петра графу Головкину от 17 октября 1722 года. Никаких сведений о том, что Ибрагим был принят в высшем обществе, дружил с Вольтером и имел роман с графиней Леонорой Д., которая родила от него черного ребенка, во французских мемуарах Набоков не обнаружил. В-третьих, личная жизнь Ибрагима в России сложилась совсем не так, как ее описал Пушкин. О его сватовстве к русской боярышне, а тем более о его женитьбе на ней и о том, что она родила ему белого ребенка, ничего не известно.
Зато известно, что уже после смерти Петра, в 1731 году, он женился на дочери греческого капитана Евдокии Диопер (так что сватать его Петр никак не мог). Обнаружив ее неверность, он в следующем году соорудил у себя дома камеру пыток и истязал свою жену, а потом упрятал ее в тюрьму на пять лет, что никак не соответствует образу Ибрагима в пушкинском романе.
был вовсе не таким, каким он изображен в "Арапе Петра Великого". Он действительно был довольно образованным человеком (из Франции он привез 69 книг, среди которых были не только книги по фортификации, но и произведения Фонтенеля, Расина и Корнеля); он был хорошим военным инженером и дослужился до чина генерал-аншефа. Но, как пишет Набоков, он "был человек угрюмый, раболепный, взбалмошный, робкий, тщеславный и жестокий; военным инженером он, может, и был хорошим, но в человеческом смысле был полным ничтожеством, ничем не отличавшимся от типичных русских карьеристов своего времени". Даже если сделать скидку на известную желчность и подчас несправедливость Набокова, следует признать, что нарисованный им портрет Ибрагима не столь привлекателен, как тот, который нарисовал Пушкин.
Марк Альтшуллер замечает, что Пушкин приукрасил не только Ибрагима, но и своих предков по отцовской линии. Так, например, в "Борисе Годунове" Гаврила Пушкин изображен чуть ли не главным сподвижником Самозванца (именно ему принадлежит знаменитое высказывание о "мнении народном" как движущей силе истории), хотя в действительности его роль была гораздо более скромной. То же самое относится и к личности деда Пушкина по отцовской линии Льва Александровича, которого Пушкин в "Table-Talk" изображает как приверженца Петра III, посаженного на два года в крепость Екатериной II, хотя на самом деле Льва Александровича вообще не было в Петербурге во время переворота. Он, правда, некоторое время был под домашним арестом, но не за свою верность свергнутому монарху, а за избиение одного иностранца. Между тем Пушкин принял нужную ему версию и повторил ее несколько раз (в "Опровержении на критики", "Начале автобиографии" и в "Моей родословной"), ссылаясь на книги Рюльера и Кастера, хотя в них речь идет не о Льве Александровиче, а о других Пушкиных. 6
Иногда Пушкин обращался к фактам и событиям, относительно которых в науке существовали (и подчас до сих пор существуют) различные версии. В таких случаях он выбирал ту, которую считал наиболее правдоподобной или соответствующей его замыслам, хотя бы она и не была строго доказана. |
