ориентации на салонно-дворянские стили речи. Богатства общенародного русского языка во многом еще оставались за пределами художественной литературы. Завоевания В. А. Жуковского и К. Н. Батюшкова в сфере поэтической выразительности ограничивались преимущественно жанрами психологической лирики и средствами субъективно-эмоциональной речи. Поэтический стиль, сложившийся у сентименталистов и романтиков школы Жуковского и Батюшкова, потерял былую свежесть и выразительность. Нужно было находить новые средства и в лирике, и тем более в эпосе и драме. Нужно было выработать речевой стиль, отвечающий новым политическим темам, властно овладевшим художественной литературой. По-новому встал вопрос о «высоком» стиле. В то же время обогащение литературы элементами народности не могло ограничиться вопросами содержания, но должно было охватить и область языковой формы. В борьбе против социальной ограниченности «карамзинского» стиля остро ставится вопрос о народности языка литературы.
«высокой» поэзии В. К. Кюхельбекер особенно решительно выступал против тенденций сословно-дворянской замкнутости стиля карамзинистов, которые «из слова русского, богатого и мощного, силятся извлечь небольшой, благопристойный, приторный, искусственно тощий, приспособленный для немногих язык». А. А. Бестужев сетовал на то, что русские писатели, «обладая неразработанными сокровищами слова», меняют «золото оного на блестящие заморские безделки», и радовался тому, что «новое поколение людей начинает чувствовать прелести языка родного и в себе силу образовать его».
«классического» стиля. Вот как Кюхельбекер описывает борьбу греков за свое освобождение в стихотворении «Пророчество» (1822):
Беснуясь, варвары текут;
Главу вздымая до небес,
Помчались радостные греки;
Грядет на Византию горе!
Приспели грозные часы:
Подернет грады запустенье;
Не примет трупов погребенье,
Среди пожаров, казней, сеч!
Здесь мы находим и обычные для «классического» стиля славянизмы (могущий, грядет, брань, главу, грады), и хорошо знакомые одической и эпической поэзии метафоры («варвары текут», «огня и крови льются реки», «мужи в львов преобразились»), и олицетворенную фигуру горя («главу вздымая до небес...»), и условную гиперболизацию («младенец обнажает меч»), и привычные фразеологические обороты (война, как «страшный и священный труд»). Подобные стилистические элементы можно встретить не только у Кюхельбекера, который иногда называл себя «старовером», но и у других поэтов-декабристов. Однако было бы неправильно рассматривать стиль декабристов как новый этап в развитии русского классицизма. Хранить традиции этого когда-то передового литературного направления теперь, в эпоху освободительного движения дворянских революционеров, пытались архаисты группы А. С. Шишкова. Выступая против реакционного классицизма в своих литературных манифестах, декабристы не могли следовать ему и в стиле своей поэзии. В те элементы старой формы, которые были выработаны в пору расцвета русского классицизма, поэты вносили новое содержание, что приводило к изменению функции традиционной формы. Славянизмы в поэзии декабристов становились выражением политического негодования и революционного пафоса. Такова функция «высокого» стиля в сатире К. Ф. Рылеева «К временщику», («смеюсь мне сделанным тобой уничиженьем», «что сей кимвальныи звук», «тиран, вострепещи», «от справедливой мзды»). Позднее А. И. Одоевский с помощью славянизмов передает чувство гражданской скорби и протеста при воспоминании о казненных декабристах («Недвижимы, как мертвые в гробах...», 1831):
Лишь вспыхнет огнь во глубине сердец.
Пять жертв встают пред нами; как венец,
Вкруг выи вьется синий пламень.
Сей огнь пожжет чело их палачей...
«Греческую песнь» Кюхельбекер заканчивает такими строками:
Из позабытых их гробов
И на тиранов шлет народные перуны.
«классического» стиля для выражения политического вольнолюбия были А. Н. Радищев, поэты-просветители, Н. И. Гнедич, отчасти Г. Р. Державин.
Все эти элементы вошли в состав созданного декабристами революционно-романтического стиля, ораторски-агитационного по своей основной направленности. Для этого стиля характерна прежде всего своеобразная поэтическая терминология и фразеология, т. е. определенный круг слов и выражений, повторяющийся с теми или иными вариациями в разных произведениях и у многих поэтов. Этот общий для поэзии декабристов лексический и фразеологический фонд служит выражению их общественных идеалов, эмоций, стремлений, что придает новый смысл словам и оборотам, которые были знакомы в той или иной мере и предшествующей поэзии, но имели там иное значение и не выступали в такой устойчивой системе.
Такие слова, как герой, доблесть, достоинство, мужество, честь, подвиг, жертва, или такие, как тиран, ярем, цепи, бичи, зло, злоба, приобретают в поэзии декабристов, помимо обычного значения, свой особый смысл, связанный с конкретными задачами политической борьбы дворянских революционеров. Например, честь у поэтов-декабристов - это понятие не общественно-бытовое, а политическое, связанное с выполнением гражданского долга (ср. у А. С. Пушкина: «... сердца для чести живы»). Для стиля гражданского романтизма характерно не только наполнение подобных слов конкретным политическим содержанием, но и придание им яркой эмоциональной окраски, выражающей страстную жажду общественного блага или силу гражданского негодования. |
