Художественный анализ стихотворения Пушкина «Я помню чудное мгновенье»
Большинство стихотворений периода Михайловской ссылки по жанрам и стилю - послания, элегии и оды, в которых можно заметить по традиционному для Пушкина то возвышенную символику, то лирическую мягкость, то шутливую интонацию дружеской беседы. Самые сокровенные воспоминания, раздумья, переживания, порывы Пушкина отражаются, прежде всего, в этих традиционных жанрах. Чаще всего поэта волнуют мысли о любви и дружбе, о юношеских идеалах и судьбе его поколения, о поэзии, вдохновении, славе. Лирика Михайловского периода запечатлела процесс духовного возрождения поэта после идейного кризиса 1823 года и мучительного потрясения, вызванного ссылкой и одиночеством в первые месяцы 1824 г.
«Я помню чудное мгновенье» выходит за рамки простого эпизода в биографии Пушкина. До прочтения стихотворения нужно отметить, что слово «гений», которое упоминается в произведении дважды, во времена Пушкина употреблялось в поэтическом языке в значении «дух» или «образ». Первая строфа послания - воспоминание о мимолетном и прекрасном видении юности:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
жизни, здесь сознательно избегает уточнений, которые бы разрушили это впечатление золотого сна юности. Это откуда и «чудесное мгновенье» в первой строке, и почти сказочная таинственность второй: «Передо мной явилась ты», и отсутствие портретных штрихов А. П. Керн, и обобщенный образ - «гений чистой красоты» в четвертой. Все поэтические средства поэта направлены на то, чтобы оттенить духовное начало в женской красоте. Эпитет «чистое» вызывает ассоциацию с одухотворенным образами мадонн, молодых матерей, созданных живописцами Возрождения и мастерами русской иконописи.
Гармония пластической и внутренней красоты этих обаятельных женских образов достигалась благодаря изяществу, «певучести» линий рисунка, свежести тонов и нравственной чистоте материнского чувства, озарявшего их облик. Возникший в первой строфе образ чистой красоты воспринимается как символ красоты и поэзии самой жизни. Впечатление радостного юношеского видения усилено во второй строфе, где душевное состояние передано в характерных для романтического стиля недомолвках:
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
Оба эпитета: голос нежный и милые черты оттеняют нравственную основу пушкинского идеала красоты. Следующие строфы - поэтический рассказ о жизненных испытаниях, которые, казалось, навсегда изгладили из памяти радостное юношеское видение. С третьей строфы интонация стихотворения изменяется, первая строка ломается паузой, а в самой необычности порядка слов возникает тревожная нота:
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
В глуши, во мраке заточенья
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
«Мрак заточенья» воспринимается не только как биографический намек. Это образ насилия над личностью, неволи, которая лишала жизнь ее радостей в широком смысла слова. Жизнь словно замерла, утратила свою поэзию - наступила душевная спячка. Божество, вдохновение, слезы, жизнь, любовь поставлены Пушкиным в один ряд как слова, символизирующие полноту и яркость чувств, светлую сторону бытия, все, что противоположно мраку неволи.
«К морю». Там источником веры поэта в жизнь была величественная морская стихия, здесь - женская красота. Философский смысл душевного пробуждения поэта заключается в утверждении возвышающего воздействия красоты, в поэтизации свежести чувств. Как ни тяжелы испытания, выпавшие на долю поэта, каким глухим и безысходным ни кажется мрак заточенья, его душа не завяла, она готова откликнуться на зов красоты. Вот почему предпоследняя строфа повторяет мотив юношеского видения, а последняя утверждает ту полноту и силу чувств, которых был лишен поэт в неволе: Душе настало пробужденье:
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
Музыкальность, свойственная стихам А. С. Пушкина вообще, в послании «А. П. Керн» достигает высшей степени совершенства. Мелодическое звучание строк здесь является поэтическим средством передачи впечатления чистоты, целомудренности восхищения автора женской красотой. Источник этой музыкальности в ритмическом рисунке послания, в необычайно легком, волнообразном чередовании ямбических стоп, в повторении рифмующихся окончаний, в усилительных смысловых повторах строк, в интонационной и смысловой перекличке первой и пятой, четвертой и последней строф. |
