В 1816 г. характер лирики Пушкина претерпевает существенные изменения. Элегия становится основным пушкинским жанром. Само по себе это обстоятельство не противоречило принципам легкой поэзии - напротив, именно она возродила элегию в новом качестве, насытив ее меланхолическими переживаниями, мотивами неудовлетворенности жизнью, недостижимости идеалов. Но то, что на первых порах пушкинская муза становится по преимуществу элегической, свидетельствовало не просто о жанровом обогащении поэзии Пушкина.
В соответствии с новым мироощущением меняется весь колорит пушкинской поэзии: «луны туманный луч», «глас ночной», «печальная тьма лесов», «немая ночи мгла» сменяют «златые дни. Златые ночи». К стихотворениям Пушкина конца 1816 г. вполне применима характеристика, данная им поэзии Ленского: «Так он писал темно и вяло, Что романтизмом мы зовем. Хоть романтизма тут нимало. Не вижу я».
В полном соответствии с пушкинским определением мы и сейчас должны признать со значительными оговорками романтическое качество подобной поэзии: в ней лишь присутствуют романтические тенденции, не получающие - в раннем творчестве Пушкина - принципиального воплощения. Проиллюстрируем этот тезис сравнением трех редакций лицейского стихотворения «Я видел смерть; она в молчанье села...» (1816), сохранившихся в Лицейской тетради (1817), в Тетради Всеволожского (1819) и в цензурной рукописи собрания стихотворений (1825). В редакции 1825 г. мы обнаруживаем обычные общие места (стихотворение потому и озаглавлено просто «Подражанье») романтической музы, для пушкинской лирики этого времени нехарактерные: мотивы одиночества, упоенности красотой вечной природы, порыв к «тайнам гроба роковым».
эволюция Пушкина вовсе не шла по пути форсированного романтизма. Вторжение романтических художественных веяний в его поэзию в то время пока еще не колеблет существенным образом преимущественно гармонического восприятия жизни, хотя именно тогда ему впервые открываются сложность и противоречивость внутреннего мира человека. В ранней лирике Пушкина был запечатлен, в сущности, счастливый «жизни миг», - теперь поэт начинает постигать не только иные, скорбные регистры человеческого чувства, но и его самостоятельную ценность, и собственную (но законам сердца) жизнь. Биографическая легенда связывает все любовные стихотворения 1816 и отчасти 1815 гг. с именем К. П. Бакуниной. Это, вероятно, преувеличение. Точнее было бы сказать, что господствующим настроением Пушкина той норы была меланхолическая мечтательность, а это в свою очередь определило тональность его лирических раздумий. Сама по себе эта пора не была затяжной. К стихотворениям, посвященным «первой любви», уже в конце 1816 г. Пушкин относился с иронией:
И даже, каюсь я, пустынник согрешил,
Я первой пел любви
Но так таинственно, с таким разбором слов,
С такою скромностью
Что, не краснея боязливо,
Меня бы выслушал и девственный К(озлов).
Я все забыл; печали молчаливой
Во втором стихотворении называется причина разочарованности - отъезд любимой; осенний пейзаж хранит дорогие следы, сама природа грустит с поэтом, но в сердце его еще теплится надежда: «До сладостной весны. Простился я с блаженством». Образ любимой (третье стихотворение цикла) возникает в сновидениях, но только для того. чтобы оттенить безрадостность дня («О, если бы душа могла. Забыть любовь до новой ночи»). В четвертом стихотворении возникает мотив ревности («Пускай она прославится другим. Один люблю - он любит и любим»). однако ни здесь, ни в последующих стихотворениях этот мотив не получает развития; главной темой стихотворения становится та. которая была намечена еще в начале цикла. - бесцельность поэтического дара. коль скоро он не нужен любимой:
К чему мне петь?
Под кленом полевым
Уж навсегда покинутую лиру,
В пушкинской лирике отныне предстает возрождающийся человек, обогащенный опытом жизненных испытаний. В ряде стихотворений конца 1810-X гг.: «Желание» («Медлительно влекутся дни мои»), «К ней» («В печаль-пой праздности я лиру забывал») - уже предвосхищается диалектика чувств, которая столь характерна для зрелой пушкинской лирики. Недаром названные стихотворения неоднократно сопоставлялись с такими шедеврами. Как «Элегия» («Минувших дней угасшее веселье») и «К***» («Я помню чудное мгновенье»). Творчество Пушкина конца 1810-х гг. имеет переходный характер и в силу этого менее всего поддается однозначной оценке. В творчестве Пушкина конца 1810-х гг. эпикурейские мотивы, звучащие даже громче, нежели в ранней лирике, получают свое место в иерархии эстетическо-нравственных ценностей, как ее представляет себе поэт. Вообще говоря, пушкинская поэзия конца 1810-х гг. интимна по основному своему тону, рассчитана на дружеское сопереживание. Человек оценивается Пушкиным с точки зрения личных его достоинств, и при этом мир личности противопоставляется современным общественным отношениям, которые оказываются уже ее духовных потенций:
Он вышней волею небес
Рожден в оковах службы царской:
Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес.
ли, однако, было бы справедливым рассматривать всю литературу этого периода под знаком романтических тенденций. Термин «предромантизм», в последнее время утвердившийся в литературоведении, нельзя истолковывать только как художественный метод, который порождает в будущем единственно романтизм. Предромантическое течение в литературе таит в себе реалистические откровения, и можно в принципе представить себе движение художника от предромантизма к реализму, как это обнаруживается в творческом пути Грибоедова например. Творческая эволюция Пушкина, однако, складывалась иначе, - уже в начале 1820-х гг. его постигает глубокое разочарование в просветительской концепции мира. |
