«Реальная» поэзия в творчестве Пушкина
В 30-х годах А. С. Пушкиным создается ряд выдающихся стихотворных произведений, таких, как сказки, «Песни западных славян» (1834), стихотворения «Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит...» (1834), «Не дай мне бог сойти с ума...» (1834), «... Вновь я посетил...» (1835), «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» (1836) и в особенности как гениальная поэма «Медный всадник».
«объекта» - эпического начала, все большим усилением элементов «прозы».. Современниками, не поспевавшими за стремительнейшим творческим ростом Пушкина, это своеобразное проникновение «прозы» в пушкинские стихи воспринималось даже как угасание его художественно-поэтического дарования. На самом деле поэзия 30-х годов составляет новый важный этап в развитии пушкинского творчества. Та «реальная поэзия», о которой говорит В. Г. Белинский в связи с усилением значения в литературе художественно-прозаических жанров - повести и романа,- проявляется с большой силой и в пушкинских стихотворных произведениях 30-х годов. Историзм и народность, составляющие важнейшие свойства пушкинского творчества 20-х годов, поднимаются в них в эту пору на еще более высокую ступень.
в Михайловском сказками няни, Пушкин в каждой из них угадывал потенциально «поэму». Большинству своих сказок он и придал книжно-литературную форму поэмы, замечательно сохранив вместе с тем сказочный их характер.
Народности сказок способствует их особый стихотворный размер (вольный тонический нерифмованный стих «Сказки о рыбаке и рыбке», бойкий раёшник «Сказки о попе и о работнике его Балде»), который, в противоположность якобы народному стиху Н. М. Карамзина («Илья Муромец») и его многочисленных подражателей, действительно, выходит за рамки литературного стихосложения. Но народность сказок Пушкина заключается не только в их форме и стиле. Пушкин сумел проникнуться в них и народным духом, народным - крестьянским - миросозерцанием. Характерен и самый выбор им для большинства своих сказок особенно популярных в народе сюжетов (таковы сюжеты и сказки о Балде, и сказки о мертвой царевне). В то же время сказки Пушкина совершенно чужды какого бы то ни было налета казенной «официальной народности». Наоборот, своим лукаво-ироническим отношением к царям («Сказка о царе Салтане...» ив особенности «Сказка о золотом петушке»), остросатирическим отношением к правящим классам - дворянству («Сказка о. рыбаке и рыбке»), духовенству («Сказка о попе и о работнике его Балде») сказки Пушкина резко противостояли сусально-прикрашенным творениям в духе «официальной народности». Неудивительно, что некоторые стихи из «Сказки о золотом петушке» (например, «Царствуй, лежа на боку...») были выкинуты цензурой, а сказка о Балде и вовсе не могла быть напечатана при жизни Пушкина и была опубликована только в 1840 г. В. А. Жуковским с вынужденной заменой «попа» «купцом».
«Великолепные сказки Пушкина были всего ближе и понятнее мне; прочитав их несколько раз, я уже знал их на память; лягу спать и шепчу стихи, закрыв глаза, пока не усну. Нередко я пересказывал эти сказки денщикам; они, слушая, хохочут, ласково ругаются. Сидоров гладит меня по голове и тихонько говорит:
Ах, господи
«Песен западных славян», основная часть которых представляет собой перевод стилизаций Мериме, опубликованных им в сборнике «Гузла» в качестве славянских народных песен. Пушкин узнал, что автором их был сам Мериме, лишь после того, как сделал свои переводы. Однако сквозь «чуждые краски», наложенные на эти песни французским писателем, Пушкин сумел разгадать и в своих переложениях восстановить их подлинную народно-славянскую основу. Кроме того, две песни - «Соловей» и «Сестра и братья» - были переведены им из сборника народных сербских песен Караджича, а три, в том числе «Песня о Георгии Черном» и песня «Яныш королевич», принадлежат самому Пушкину. |
