Высокопочтенный Базаров!
Общество «Свободные мыслители» возложило на меня обязанность выразить наши суждения относительно Ваших взглядов на жизненную ситуацию в России.
Начну с того, что мне не понятна Ваша программа отрицания всего.
Допустим, что Вы – нигилист, что само по себе отрицание составляет серьезную «руководящую идею». Вы так об этом и говорите: «В теперешнее время полезнее всего отрицание, - мы отрицаем». Подобные Вам нигилисты отрицают «все», то есть, главные основы старого общества.
Но почему же Вы полагаете, что мелкое обличительство ничего не дает России и видите круговую поруку во всем, что делается в стране? «Исправьте общество», - только в этом Вы видите пользу.
Базаров, Вы – человек, не имеющий положительной программы, и поэтому весьма уязвимы в свой позиции не только в споре, но, главное, в жизни.
Что же будет построено на развалинах старого мира? Перспективы появления плана действий у Вас отсутствуют, и поэтому сама судьба отрицания лишается будущего.
«сложа руки» аристократов нигилисты не склоны заниматься пустыми разговорами.
На что же они опираются в своей борьбе?
На отрицание… Вас, Евгений Васильевич, можно обвинить и в использовании «противоположных общих мест». Кирсанов говорит о необходимости следовать авторитетам и верить в них, Вы же отрицаете разумность того и другого. Павел Петрович утверждает, что без «принсипов» могут жить лишь безнравственные и пустые люди, Вы называете «принцип» бессмысленным нерусским словом. Кирсанов упрекает Вас в презрении к народу, а Вы парируете: «Что ж, коли он заслуживает презрения!'»
Его положение вызывает у Вас гнев. Вы видите неблагополучие во всех областях народной жизни (необразованность, суеверие Вы считаете цепями, опутывающими народ).
Крестьяне видят в Вас большую демократичность, готовы полюбить как человека, но как только Вы заговариваете с ними о политике, то оказываетесь для них чужим.
Гордясь своим плебейским происхождением, вместе с тем Вы высказываете известное безразличие к судьбе народа и деятельность в его пользу. «Ну, будет он жить в белой избе, из меня лопух расти будет, ну, а дальше что?» Пусть резкость этих взглядов вызвана противодействием «мягенькому либеральному баричу» Аркадию, любующемуся своим народолюбием, пусть Вы отчасти правы в том, что мужик действительно не скажет спасибо за то, что кто-то будет «лезть из кожи ради него». Главная беда в том, что Вы не можете ответить на роковое «ну, а дальше?»
Но все же, я уверена, что в споре о русском народе правда на Вашей стороне.
возмущения поднимает Вас над равнодушным муравьем, не обладающим чувством сострадания.
Не умея ответить на роковые вопросы о драматизме любви, о смысле жизни, о таинстве смерти, Вы по-прежнему хотите с помощью современного естествознания заглушить в себе ощущение трагической серьезности вопросов.
Я с Вами согласна, более того, я уверена, что любые истины и авторитеты должны проходить проверку сомнением. Но, «наследник» должен обладать при этом чувством сыновнего отношения к культуре прошлого. Это чувство Вами подчеркнуто отрицается. Принимая за абсолют конечные истины современного естествознания, Вы впадаете в нигилистическое отрицание всех исторических ценностей.
Что же Вы говорите об искусстве? Читать Пушкина – «никуда не годится», «пора бросить эту ерунду», стихи читать – «напрасно», в сорок четыре года отцу семейства играть на виолончели – «смешно и стыдно», «порядочный химик в двадцать пять раз полезнее всякого поэта», искусство есть форма наживы денег.
Все это достаточно подтверждает полнейшее отрицание искусства, действительный нигилизм в этом вопросе. Как следует оценить такую позицию?
Базаров, Вы не очень хорошо знаете искусство, о чем говорит Ваше мнение о Пушкине.
А как Вы относитесь к природе, к ее красоте?
«И природа пустяки?» - Вы отвечаете своим знаменитым: «И природа пустяки в том значении, в каком ты ее понимаешь. Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник». Борясь с преклонением перед природой «работников», Вы противопоставляете другой подход – подход естествоиспытателя.
Отрицая романтическое отношение к природе как к храму, Вы попадаете в рабство к низким стихийным силам природной «мастерской». Вы даже завидуете муравью, который в качестве насекомого имеет право «не признавать чувства сострадания, не то что наш брат, самоломанный». В горькую минуту жизни даже чувство сострадания Вы склонны считать слабостью, аномалией, отрицаемой «естественными» законами природы.
Евгений Васильевич, Вы предельно упрощаете и природу человеческого сознания, сводите сущность сложных духовных и психических явлений к элементарным, физиологическим.
Романтической чепухой Вы считаете духовную утонченность любовного чувства: «Нет, брат, все это распущенность, пустота… Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду. Это все романтизм, чепуха, гниль, художество.»
Вы на протяжении романа, и чем ближе к концу, тем более явственно, прячете в нигилизме свое тревожное, любящее, бунтующее сердце. После знакомства с Ситниковым и Кукушкиной в Вас начинают резче проступать черты «самоломанности».
– человек, а не машина, способная только резать лягушек и ставить над ними опыты.
А когда к Вам пробирается «романтизм», Вы топаете ногами, грозите кулаком себе, негодуете. Но в преувеличенной, отчаянной дерзости этих упреков, я считаю, скрывается другое: и любовь, и поэзия, и сердечное воображение прочно живут у Вас в душе.
Уже первое знакомство с Вами дает понять, что в Вашей душе есть чувства, которые скрываются от окружающих. Ваша резкость, нападок на поэзию, на любовь, на философию заставляет усомниться в полной искренности отрицания.
Бросая вызов отживающему строю, Вы в ненависти к «барчукам проклятым» заходите слишком далеко. Возникает опасность раскола, который коснется не только политических, социальных, но и непреходящих, вечных ценностей. Это может привести к разрыву связи времен.
Член общества «Свободные мыслители» | 
