даже не столько понять, сколько прочитать. Некоторые из них я просто не могу принять, они мне не нравятся, например, морда комнаты выносилась ужасом, улица провалилась, как нос сифилитика, вытечет по человеку ваш обрюзгший жир, у меня изо рта шевелит ногами непрожеванный комик и т. п., другие же, наоборот, очень интересны и выразительны, очень сильные, такие, как я одинок, как последний глаз у идущего к слепым человека, последняя в мире любовь выразилась румянцем чахоточного, бабочка поэтиного сердца и т. д. Многие образы, которые сейчас мне очень нравятся, сначала, при первом чтении, вызвали у меня неприятие, даже некоторое отвращение, например: Земля! Дай исцелую твою лысеющую голову лохмотьями губ моих в пятнах чужих позолот, стихами наполненный череп и т. д. Я очень часто за несколько слов, за одну фразу могу признать писателя гением. У Маяковского эта строчка: Послушайте, / Ведь, если звезды зажигают значит это кому-нибудь нужно? Это одна из моих самых любимых строк.
Маяковский в стихах обычно говорит о самом себе, об окружающих людях, о Боге. Очень часто он рисует людей отвратительными обжорами, залезшими в раковину вещей, но в то же время он собирает их слезы, их боли, это становится для него непосильным грузом, но он все равно ползет дальше, чтобы бросить их темному богу гроз у истока звериных вер. Но люди все-таки неблагодарны, и в творчестве Маяковского продолжается традиция любви ненависти. Бог для поэта не таинство, не Сущий, а человек, причем довольно обыкновенный, несколько более интересный, иногда более властный, чем остальные обыватели. Они абсолютно равны, и, кажется, Бог понимает Маяковского больше, чем другие. Потрясающий стих открывает не только это отношение-, но еще и противоречивость личности поэта: И когда мой голос похабно ухает... может быть, Иисус Христос нюхает моей души незабудки.
восклицаниях (Ха! Мария!). Они безграничны, все у него приобретает вселенский оттенок, и слеза уже действительно слезища, трагедия трагедища. Исступленность в его стихах заменила гармонию, ту гармонию, которая возвышает нашу душу в стихах Пушкина, Лермонтова, Блока, Тютчева, Бунина и многих других поэтов. Описывая даже страдания и хаос, они как бы одухотворяют его или, быть может, выводят нас из него, возвышают нас, а Маяковский, наоборот, ввинчивает нас в пучину страсти, улицы, не то чтобы принижает, но оставляет в ней разбросанными, скомканными. Я не чувствую гармонии и в его послереволюционных стихах. В них появляется ритм, эти строчки ступенькой, но по мне лучше смятенность его дореволюционных стихов и постоянное самовосхищение (я самый красивый в человеческом месиве), которая все же надоедает, переходя из поэмы в поэму, из стихотворения в стихотворение.
В конце концов, каждый человек всегда будет считать себя если не лучше остальных, то самым особенным, и это не из-за гордыни, а из-за открывания в себе все нового и нового. Попытка раствориться в Мы и гордиться этим мы не привлекает меня, и уж тем более работа на социальный заказ. Как Маяковский не мог понять, что это опаснее для бабочки поэтиного сердца, чем все взгромоздившиеся на него в галошах и без галош! Все это превратило его стихи в обыкновенные, средние, часто скучные. Еще в детстве может нравиться История Власа или Рассказ о Куз-нецкстрое, но затем уже не интересуют рифмы и назидания, хочется стать причастным вечности, а какая тут вечность, если приходит последний день, пусть даже к противному буржую. Когда художник отвечает каким-то требованьям общества, злобе дня, он останавливает развитие этого общества, утверждает его уровень и рамки, пусть даже в его стихах будет и критика отдельных сторон. Художник это бродильные дрожжи людские, они поднимают это общество, говоря о том, чего люди не требуют, но что им нужнее всего, что, может быть, они забыли или не заметили.
|
