Среди всех поэтов XX века можно встретить немало блистательных имен. Это были и поэты, отмеченные несравненной мощью гражданского пафоса, и мастера, владевшие исключительным умением показать удивительное слияние поэзии с социалистической революцией. В этом пантеоне великих имен имя Маяковского занимает одно из первых мест.
Как-то Марина Цветаева сказала: «…несмотря на весь почет ему, весь плач по нем Москвы и России, Россия и до сих пор не поняла, кто ей был дан в лице Маяковского». Поэт остался непонятым. Предчувствие этого трагического отчуждения, непонимания самого глубокого и чистого, что было в нем, беспокоило Маяковского много лет:
Я хочу быть понят моей страной.
А не буду понят, что ж.
По родной стране пройду стороной,
Как проходит косой дождь.
В русскую поэзию юный Владимир Маяковский пришел страдающим и одиноким. В стихах молодого поэта поражало необычное содержание и ошеломляющая поэтическая новизна. «Таких смелых, радикальных изменений в поэзии не совершил ни один поэт XX века». Ранняя лирика Маяковского изобилует образами, взятыми поэтом из окружающего мира. Каждый штрих, каждая деталь, любое слово – все несет в себе отпечаток личности, настроения, чувств автора. Поэтому может показаться, что его поэзия очень неоднозначна и противоречива. Например, пока его сердце полно любви, страсти, вся душа его поет, то даже луна может быть для него и «любовницей рыжеволосой», и матерью его поэзии. Поэт обращается к ней со словами:
Ведь это же дочь твоя – моя песня…
склизкое и безысходное зло этого мира. И луна — та же самая луна — видится поэту совершенно иной:
... а за солнцами улиц где-то
ковыляла
никому не нужная
дряблая луна.
готовность к работе, постоянному духовному неспокойствию подводят Маяковского к пониманию его поэтического кредо: он должен отдать трактирам и площадям свой «рвущийся, непокорный, непрожеванный крик». Маяковский сделал самый смелый и решительный шаг, превратив поэзию в активную участницу митингов, демонстраций, диспутов, направленных на критику далекой от совершенства жизни, резкого несоответствия мечты и действительности:
Страшнее Врангеля обывательский быт.
Скорее головы канарейкам сверните
Чтоб коммунизм канарейками не был побит!
И вновь ироничный, чуть насмешливый голос юности, живущий в нем, заставляет Маяковского не только обличать и восхищаться, критиковать и одобрять, но и просто шутить над собой:
И бог заплачет над моею книжкой!
— судороги, слипшиеся комом,
Но помимо личностных противоречий, существующих внутри самого поэта, в его поэзии усиливается и трагизм эпохи, современником которой он был, времени, характеризующегося ломкой миропонимания тысяч людей, поэтому в стихах не могли не появиться ноты атеизма, опустошенности, обманутости:
У идущего к слепым человека!
Маяковский сейчас испытывает глубокий душевный кризис, сопровождающийся болью от одиночества, которое он переживает, и эту боль поэт не может отделить от трагической судьбы своей родины, своего времени, своего поколения:
…Вздыбилось ржанье оседланных смертью коней.
Дым из-за дома догонит нас длинными дланями,
Наполненная гражданским пафосом, «митинговая» поэзия Маяковского, несмотря ни на что, нашла путь к сердцу каждого читателя. Призывная сила в лучших стихах поэта неотделима от задушевности. Он вошел в жизнь народа быстро возгорающимся, неудержимым в страсти, деликатным, предупредительным, трогательным и нежным в заботе о других. Как способен он чувствовать, сопереживать, как способен наслаждаться земными человеческими радостями! Но многие люди забыли черты его истинной поэзии, поэзии сердца и любви, поэзии, исполненной боли и одиночества, поэзии колких рифм и разлетающихся строк, нежной и поющей, что привело читателей в тупик непонимания, о котором писала Цветаева. Быть может, будущее воспримет поэта, поймет и примет его настоящим, таким, какой он есть, искренним, ранимым и «исключительно нежным»:
Грядущие люди! Кто вы?
Вот я - весь боль и ушиб.
Вам завещаю сад фруктовый
моей великой души. |
