Сатира в творчестве Маяковского.
Мы всех зовем, чтоб в лоб, а не пятясь, критика дрянь косила...
беспощадностью, с щедринским, свифтовским издевательским смехом. Чем выше и чище рисовался поэту сияющий идеал нового человека, тем яростнее обрушивался он на пошлость, бескультурье, жадность и хищничество. «Какого злого, сильного, „кусачего”- врага нашло себе в Маяковском наше мещанство, чиновничество, перерожденческое подхалимство! Какие великолепные громы и молнии обрушивал Маяковский на духовную заскорузлость, идеологический склероз, тину и слякоть ленивой мысли, „мыслительное”- лежание на печи, оказёнивание быта и нравов, бюрократизм больших и малых чинуш и сутяг!» — писал Н. И. Бухарин в прощальной статье с подзаголовком «Скорбные мысли» накануне похорон великого поэта.
«Грозным смехом» назвал Маяковский свои гневные сатирические стихи, так как ими он помогал выжигать из нашей жизни «разную дрянь и ерунду». Поэт считал своим долгом «реветь мед-ногорлой сиреной в тумане мещанья, у бурь в кипеньи». В рифме поэт видел не только «ласку и лозунг» для друзей, но и «штык и кнут» для врагов. Острым словом разил он лодырей, бюрократов, расхитителей народной собственности и прочих «мерзавцев». Объекты сатиры Маяковского так же многообразны, как и сама действительность. Его сатирический кнут доставал врага, под какой бы личиной он ни являлся: интервента или убийцы из-за угла, карьериста-подхалима или советского «помпадура» с партийным билетом. Еще в 1921 году в стихотворении «О дряни» Маяковский смело изобразил высунувшееся «из-за спины РСФСР мурло мещанина». Неподражаема его «товарищ Надя»:
Без серпа и молота не покажешься в свете!
В чем
сегодня
буду фигурять я
на балу в Реввоенсовете?!
«Любовь», «Даешь изячную жизнь», «Письмо к любимой Молчанова», «Пиво и социализм», «Маруся отравилась» и др.
«Клоп» и «Баня». В «Клопе» изображен некий Присыпкин, переделавший «для изящества» свою фамилию в Пьера Скрипкина. «Бывший рабочий, ныне жених», он женился на девице Эльзевире Ре-несанс, маникюрше, «обстригшей бывшие присыпкинские когти». Для предстоящего «красного бракосочетания» он закупает «красную ветчину», «красноголовые бутылки и красное прочее». В результате ряда фантастических событий Присыпкину удается в замороженном виде дожить до грядущего коммунистического общества. Его размораживают, и люди будущего с удивлением рассматривают это «водкой питающееся млекопитающее». Однако он распространяет вокруг себя болезнетворные бациллы алкоголизма, подхалимства и гитарно-романсовой чувствительности. И Присыпкина как редчайший экземпляр «обывателиуса вульгарис» вместе с его неизменным спутником «клопусом нормалис» помещают в качестве экспоната в зоологический сад.
Вторая комедия Маяковского представляет собой острейшую сатиру на бюрократизм. «„Баня”- — моет (просто стирает) бюрократов»,— писал Маяковский. Центральный герой пьесы — главначпупс (главный начальник по управлению согласованием) Победоносиков. Он пытается уехать в изобретенной комсомольцами «машине времени» в будущее, в «коммунистический век». Он даже заготовил мандаты и командировочные удостоверения и выписывает суточные из «среднего расчета за 100 лет». Но «машина времени рванулась вперед пятилетиями, удесятеренными шагами, унося рабочих и работающих и выплевывая Победоносикова и ему подобных».
Исключительно богат и многообразен набор. сатирических средств Маяковского. «Оружия любимейшего род» — так называл поэт свою отважную «кавалерию острот», чьи героические рейды были поистине неотразимы.
— это крайний гиперболизм. Бесконечно гиперболизированное явление становится уже фантастическим. Этими фантастическими и гротескными гиперболами Маяковский пользовался еще в своих ранних «Гимнах». Так, в «Гимне судье» мы читаем:
— пара жестянок мерцает в помойной яме.
Попал павлин оранжево-синий под глаз его строгий,
как пост,—
и вылинял моментально павлиний великолепный хвост!
Вообще Маяковский неподражаем в искусстве шаржа — сатирического подчеркивания, сгущения обличаемых черт. Великолепным примером в этом отношении является стихотворение «6 монахинь»:
Трезвые,
чистые,
как раствор борной, вместе,
скрываются в уборной. Одна зевнула —
зевают шесть…- Придешь ночью —
сидят и бормочут. Рассвет в розы —
бормочут стервозы! И днем,
и ночью, и в утра, и в полдни сидят
и бормочут,
дуры господни.
Более убийственную карикатуру на религиозное ханжество трудно себе представить.
«Хорошо!». Нежнейший поэтический дуэт Татьяны с няней разыгрывается воспылавшей страстью к Керенскому старушкой Кусковой («С чего это девушка сохнет и вянет? Молчит…- но чувство, видать, велико») и «усатым нянем», «видавшим виды Пэ Эн Милюковым». Остроумная пародия необычайно усиливает эффект сатирического разоблачения.
«людей половины», подчеркивается «спокойнейшим» отношением секретаря, считающего подобную ситуацию, от которой у бедного просителя «свихнулся разум», вполне естественной:
В день
заседаний на двадцать
там.
Из повседневного употребления фразеологического оборота «не разорваться же мне надвое», переданного поэтом в буквальном смысле, становится ясным, как возникла эта комически ужасная картина. «Спокойнейший» голосок секретаря не успокоил поэта-просителя, потому он не может уснуть и встречает рассвет следующего дня мечтой о таком заседании, которое искоренило бы все заседания. И в этой мечте нет ни иронии, ни гиперболы, ни гротеска: как многие сатирические стихотворения Маяковского, «Прозаседавшиеся» заканчивается призывом покончить с тем злом, которое высмеяно в основной части стихотворения.
«прозаседавшиеся» стало нарицательным обозначением бессмысленной заседательской суеты.
Лев Кассиль рассказывает о том, как ненавистно было Маяковскому даже «наималейшее проявление бюрократического чванства», и приводит слова поэта об одном чинуше: «Раздобыл какую-то бумажку с печатью и уже опьянен ее властью…- Особый бюрократический алкоголь. От бумажки пьян. Ему уже бумажкой человека убить хочется». Эти слова злободневны, так как видишь таких же чинуш и на наших телеэкранах, и на страницах сегодняшних журналов и газет. Именно сатира Маяковского дает нам оружие против таких чинуш сегодняшнего дня. | 
