Красота борьбы в стихотворениях Маяковского
Красота борьбы, преодоления, или, как выразился Луначарский, «стремление к мужественности», проявляется так или иначе в каждом произведении Маяковского. Но Маяковский не был розовым оптимистом, не упрощал жизненных противоречий. «Тот, кто постоянно ясен, - тот, по-моему, просто глуп», - говорил Маяковский. «Постоянная ясность», «тишь да гладь» никогда не были свойственны поэзии Маяковского. В его стихах много сложного и трудного, горечи и боли. Ставшее классикой стихотворение «Юбилейное » воспринимается нами как вдохновенный гимн жизни («Ненавижу всяческую мертвечину! Обожаю всяческую жизнь!»), как свободный и раскованный, иногда шутливый, иногда гневный, серьезный, всегда исполненный убеждения в производстве своего времени, своей эпохи разговор поэта с горячо и нежно любимым Пушкиным, которого он хотел бы видеть своим современником и соратником, - разговор боевой и оптимистический. Где-то в глубине стихотворения можно почувствовать много горечи и боли... Стоит вспомнить хотя бы некоторые строки, которые «приглушены », чтобы понять, как много здесь горечи:
из ярчайших примеров - стихотворение «Мелкая философия на глубоких местах». Нервные и напряженные ритмические перебои, мысли о смерти, о жизненной суете - кто застрахован от этого!
Я родился
рос,
кормили соскою, -
жил,
работал,
стал староват...
Вот и жизнь пройдет,
острова.
и сложной личности. Своеобразие стихотворения создается игрой переходов от грустного к смешному, а главное - сдерживающей силой самоиронии, которая ощущается уже в заглавии: «Мелкая философия на глубоких местах». В том, что Маяковский всегда находит художественное средство, чтобы ограничить, обуздать, обезоружить чувство тоски и печали, не следует видеть искусственную, заданную, диктуемую извне черту его поэзии. Но средства «обуздания» всегда различны. Вот, например, «Разговор на Одесском рейде десантных судов: «Советский Дагестан» и «Красная Абхазия». В основе стихотворения - вечная тема любви, трагедия усталости и одиночества. Но поэт объективирует свои переживания в разговоре двух судов, и благодаря необычной этой форме, благодаря тому, что любовные взаимоотношения развиваются в точном соответствии с «повадками », «образом жизни» и лексикой «героев» - пароходов, в настроение тоски и одиночества сразу же проникает шутка, стихотворение озаряется улыбкой, и все вдруг смещается - стихотворение озаряется богатством интонаций, «обуздывающих» односторонность мрачных переживаний. И лишь в конце, в метафоре, превратившей Черное море в огромную слезищу, оброненную мирозданием, тоска напоминает о том, что она - не мгновенно растаявший призрак... Подобной «двойственности», в которой проявлялось своеобразие поэта, Маяковский остался верен до конца своей жизни, даже в предсмертном письме «Всем»:
«инцидент исперчен»,
любовная лодка
Я с жизнью в расчете
и не к чему перечень
взаимных болей,
бед
и обид.
Лишь два инородных мазка в трагической картине: ироническое «инцидент исперчен» и пародийно-романсовое «любовная лодка » - и снова перед нами стихи мужественные, сильные в своей необратимой трагичности. Когда-то, обращаясь к любимой женщине, Маяковский восклицал:
Но где, любимая,
где, моя милая,
где
- в песне! -
любви моей изменил я?
В песне... Песня, то есть поэзия, была самым главным в жизни Маяковского. Конечно, она была неотделима от жизни. Но в жизни могли быть промахи, ошибки, заблуждения, могла наступить минута предательской роковой слабости, которую человек не смог перебороть, а в поэзии нашло отражение только самое дорогое, заветное, то, что было неподвластно слепому случаю и игре случайностей. |