«Человек всегда был и будет самым любопытным явлением для человека…» (В. Г. Белинский).
(По стихотворению В. В. Маяковского «Послушайте!»)
О чем бы ни рассуждал писатель, какие бы проблемы он ни обсуждал, в центре всегда оказывается человек. Мы живем в мире людей, и любое восприятие явлений мира происходит с «оглядкой» на человека. К чему бы мы ни обратились, везде мы обнаруживаем, что «человек - мера вещей».
и преобразует ее. Лирический герой, вокруг которого строится мир, готов жить для всего человечества и нести ему новое представление об этом ужасном мире:
Я вышел на площадь,
надел на голову, как рыжий парик.
Людям страшно - у меня изо рта
Мое первое впечатление от знакомства с ранними стихами Маяковского точно такое, как его определил Юрий Олеша: «Они вызвали жгучий интерес, как раскрытие занавеса в каком то удивительном театре».
Все в самом поэте и его лирике поразило мое воображение:
Все, чего касался ты, казалось
А. А. Ахматова удивительно верно подметила уникальность, неповторимость Маяковского:
В каждом слове бился приговор.
В самом деле ранние стихи Маяковского: его известное «Нате!» - как «пощечина общественному вкусу»; его знаменитое «Вам!» - как выражение эпатажа. Его четыре ошеломляющих крика «Долой!» в поэме «Облако в штанах», его дерзкое, вызывающее обращение к Богу чуть было не заглушили мой жгучий интерес, вызванный необычайными стихами. Но строка «За всех расплачусь и за всех расплачусь» спасла ситуацию. Я поняла окончательно, что передо мною не только и не столько нигилист базаровского толка, ниспровергающий социальные ценности, пусть даже во имя новой культуры, которая содействовала бы совершенствованию человека, - передо мною человек, испытывающий душевную муку, и мое сердце отозвалось на его боль, на его жалобу:
вонзаю кинжал
в неба распухшую мякоть:
«Солнце!
Сжалься хоть ты и не мучай.
Это тобою пролитая кровь моя
Льется дорогою дальней...»
«плохо человеку, когда он один...».
Душевная мука героя, его «одинокость» в огромном, бесприютном мире, его крик отчаяния из за бездомности и глухоты окружающих, его сострадание к обиженному существу (увидеть человеческую боль в глазах упавшей лошади - это значит самому испытывать боль «и звериную общую тоску») - все эти особенности ранней лирики Маяковского убедили меня в одном: передо мною стихи одного из самых талантливых лириков двадцатого века.
Слова современного критика В. Ковина о том, что Маяковский - «один из наиболее остро страдающих, раздираемых мучительными противоречиями лириков революционной эпохи», помогли мне осознать суть ранней лирики поэта. Доверительность, боль, сострадание, мечта о прекрасном человеке - эти нравственные ценности останутся непреходящими.
Послушайте!
Значит - это кому нибудь нужно?
«Послушайте!» - да ведь это приглашение читателя, а значит и меня, к диалогу. С восклицательным знаком, значит, это настоятельное приглашение поговорить о самом важном, о высоком, о значительном. И мое читательское сердце с готовностью подчиняется поэту, потому что мне тоже интересно поразмышлять не о быте, а о бытии. Я хочу, «чтобы они были» (звезды в моей судьбе). И непоэтическое слово «плевочки» меня не остановило в стремлении дочитать стихотворение до конца. Уменьшительно ласкательный суффикс « очк» сделал свое дело - смягчил реакцию отторжения. Человек испытывает душевную маяту, «беззвездную муку», которую я понимаю как отсутствие всякой мечты в жизни, идеала. Поэт выражает здесь свое романтическое мировосприятие: постигает правду жизни в свете высоких идеалов. (Поскольку в будущем идеалы Маяковского связаны с коммунизмом, его мировосприятие называют сегодня романтическим футуризмом.) А реализуется оно в стиле гиперболического метафоризма. Поэт не отделяет своего мира от Вселенной. Ему «подпитка» из космоса, от звезд жемчужин необходима, чтобы стать сильным, способным оказать поддержку слабому, сказать ему:
Ведь тебе теперь ничего?
Не страшно?
Да?!
Чтобы зажечь звезду, чтобы увлечь высокой мечтой - ради этого следует изрядно потрудиться. И эта напряженность стиха создается звуковой, ритмической, эмоциональной энергией, пронизывающей все строки. В глаголах (а их всего девятнадцать!): «вырывается», «плачет», «клянется» - передан накал чувств, настоящее раскаленное «леево». Повторы слов в начале строки, единоначатия, анафора создают интонацию убежденности.
Кольцевая композиция (одинаковые начало и конец стихотворения) убеждают в том, что «мысль чувствование», то есть сюжет стихотворения, у поэта продуман до точки.
Ритмичность стиха Маяковский достигает не одинаковым количеством однородных стоп, ударных и безударных слогов, но четкой самостоятельностью каждого фонетического слова. Известно, что фонетическое слово включает в себя слова, не несущие ударения или со слабым ударением:
Послушайте!
Слова «ведь» и «если» - одно фонетическое слово. Оно произносится непрерывно, после него возможна «просторная пауза». В стихотворении, как утверждал сам поэт, иногда нужно «сделать остановку, иначе ритм оборвется». Семь знаков тире способствуют ритмичности этого удивительного стихотворения.
«В метелях полуденной пыли...»
«жилистую» руку создателя), успокоив кого то нуждающегося в утешении - звезде, поэт «ходит спокойный» лишь наружно, а по сути остается тревожным.
Вот этой бесконечной тревогой за человека мне и близко стихотворение «Послушайте!». В нем Маяковский проявил себя как «король метафоры», как поэт напряженной духовной жизни, многообразных психических состояний. | 
