Фигура Ивана Грозного в исторической поэме Лермонтова
Если в Степане Калашникове личная воля наполнилась громадным общественным содержанием, не вместившимся в узкие границы формального права, если в Кирибеевиче воплотилась злая личная воля, лишенная всякой опоры в народных обычаях и несовместимая с народной правдой, то в Иване Грозном олицетворена формальная сила закона. В этом смысле Иван IV - самая сложная фигура поэмы. С одной стороны, царь - хранитель закона, и ему поручена волей судьбы высшая светская власть над народом. Иван твердо выполняет народные установления, его нельзя упрекнуть в забвении обычаев. Царская милость, оказанная опричнику, а затем и Степану Калашникову, основана на верности родовым принципам:
Хорошо тебе, детинушка,
Что ответ держал ты но совести.
Молодую жену и сирот твоих
Из казны моей я пожалую
«О свойствах царя Ивана Васильевича». Точка зрения была направлена против истолкования образа Ивана Грозного у Карамзина. Статья вызвала большой шум. Споры возобновились в конце 20-х - начале 30-х годов, а затем в 40-е годы, после выхода многочисленных исторических трудов. В полемике конца 20-х годов! приняли участие Пушкин, Вяземский и др. Без сомнения, эти споры были известны Лермонтову. Суть точки зрения заключалась в том, что Иван Грозный был принужден к жестокостям обстоятельствами. В условиях того времени эта точка зрения приобретала реакционный смысл, поскольку оправдывала деспотизм. Можно думать, что Лермонтов отчасти воспользовался мнением Н. Арцыбашева, не изобразив Ивана Грозного жестоким по; натуре. Однако Лермонтов далек от оправдания деспотизма: Иван Грозный жесток уже потому, что он царь, а царская власть подавляет вековые народные установления. Здесь Лермонтов неожиданно сближается с Пушкиным («Борис Годунов»). Внимание Лермонтова, возможно, привлекла и мысль И. Арцыбашева о том, что Иван Грозный «изъявлял беспрерывное уважение к законной любви», хотя сам нарушил обычай - «женился противу уставов Церкви»,
Но, с другой стороны, царь слепо следует христианскому закону, превращая народный обычай в игрушку самодержца, а царская милость оборачивается несправедливостью. Противоречивость фигуры Грозного подчеркнута не только резким переходом царя-от милости к гневу и от гнева к милости, но также тем, что, будучи хранителем закона, он его невольно нарушает. Степан Парамонович сознает уже совершившееся распадение царской воли с народной правдой и отказывается сообщить царю причины своего поступка:
А за что про что - не скажу тебе,
Высшим судьей над собой купец признает суд божий - суд парода. Тем самым царская власть осуществляет слепое, формальное право, лишь внешне похожее на освященное народными поверьями, а фактически уже не опирающееся на них и противоположное им. Оттого такой мрачной и жестокой иронией проникнуты зловещие слова Грозного:
«А ты сам ступай, детинушка,
Сложи свою буйную головушку.
Я топор велю наточить-навострить,
В большой колокол прикажу звонить,
Что и ты не оставлен моей милостью...»
«царской силы самовластия» (А. В. Луначарский) как олицетворения формальной, чуждой народным принципам и устоям мертвой силы. Она коренится не только в противоречивости его собственного сознания, но и в не зависящих от этого сознания обстоятельствах. Царь воплощает такую социальную силу, которая чужда народному духу, хотя, согласно обычаям, могущество царя - в точном и справедливом исполнении вековых традиций, выработанных народом.
карательную функцию. В «Песне...» заранее предрешены как победа Калашникова над Кирибеевичем, олицетворяющим оторванное от народной почвы личное начало, так и гибель Калашникова в столкновении а царем-тираном, в котором символизирован чуждый народу самодержавный произвол.
В «Песне...» Лермонтов не избежал и некоторой идеализации старины. Совершенно ясно, что перед нами не реальная Россия XVI века и не достоверно изображенный быт, где царили в семье строгие и даже жестокие порядки. Идеализация старины связана с романтическими иллюзиями, но она с лихвой перекрывается той художественной истиной жизни, которая благодаря этой идеализации позволила Лермонтову выразить существенные стороны его эпохи. Так иногда ложная с точки зрения научной теории мысль приводит к большим поэтическим открытиям. Ведь идея превосходства родовых устоев над цивилизацией, по существу своему, глубоко реакционная. Но есть в ней такие черты, которые при определенном подходе обнаруживают свою неисчерпаемую истинность и могут служить точкой отсчета для познания жизни в верном направлении. Исходя из романтической иллюзии, из романтического представления о средневековой эпохе, Лермонтов пришел к выводам, которые художественно обогатили сознание современников. |
