«Песни про царя Ивана Васильевича…»
«Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова», написанная Лермонтовым в 1837 году. Эта дата проставлена в «Стихотворениях М. Лермонтова», 1840 и опубликованная 30 апреля и имеет уже большую и сложную историю изучения. Исследователи касались главным образом фольклорной основы «Песни...», ее сюжета и художественных особенностей. Было выяснено, что сюжет «Песни...» не восходит к какому-либо определенному фольклорному источнику, - что Лермонтов воспользовался общим богатством народной поэзии. Много внимания уделяли исследователи, в особенности М. Штокмар в итоговой статье «Народно-поэтические традиции в творчестве Лермонтова», стиху «Песни...». Меньше повезло изучению художественного смысла этого уникального произведения, хотя в нашем распоряжении есть ценнейшие замечания В. Г. Белинского и А. В. Луначарского. Между тем до конца не ясно, что представляет собой «Песня...» является ли она произведением реалистическим или романтическим. На этот счет существуют разнообразные и противоречивые толкования.
«Песня про купца Калашникова» не имеет соответствий в лермонтовском поэмном творчестве. Самая уникальность «Песни...», однозначность избранной поэтом формы, ее единственность не освобождают от необходимости искать связи художественного мира «Песни...» с лермонтовским творчеством и с традициями русской поэмы.
«Песни...». Однако история в «Песне...» художественно вымышленная. Подход Лермонтова к историческому материалу отличен от пушкинского.
«Песню...»,- ее адрес. По глубокому замечанию В. Г. Белинского, смысл поэмы «свидетельствует о состоянии духа поэта, недовольного современною действительностью и перенесшегося от нее в далекое прошлое, чтоб там искать жизни, которой он не видит в настоящем». Почти в тех же словах сказано и о стихотворении «Бородино». Это позволяет опять-таки думать, что адрес лермонтовской поэмы - «нынешнее племя», хотя в тексте «Песни...», в отличие от «Бородина», нет прямых указаний. Следовательно, «Песня...» задумана как прямая антитеза героическому племени, а поведение Калашникова - как действенный пример для современного поэту поколения. Здесь поэма обнаруживает связь с декабристской героической поэмой, хотя декабристская традиция преодолевается уже тем, что герой - человек исторически определенного времени, исторически точных условий, испытывающий на себе тяжесть «царской милости».
Герой защищает нормы, освященпые традицией и законом, установленные веками народной жизни, и в этом смысле его протест обнаруживает не независимость от исторической действительности и полную свободу от нее, а, напротив, подчиненность сложившемуся укладу. Степан Калашников действует от имени народа как создателя и носителя вековых жизненных установлений. Здесь пролегает грань между декабристским героем, свободным от исторических условий, не обремененным традициями, и лермонтовским эпическим героем, вобравшим народную психологию и видящим свой долг в защите народных обычаев: Лермонтов пошел по пути романтизации эпического героя, героика которого обусловлена не личной, субъективной страстью или только личной местью, а всем укладом жизни. Герой выступает от имени народа и от себя лично, но его личные интересы проникнуты общенародными.
форм русской жизни, характерная для романтизма, а с другой - ясно, что протест героя вызревает изнутри этой народной жизни как ее закономерное порождение и внутренне присущее ей начало. Так традиционная для декабристской поэмы проблематика - история есть вечная борьба тирана и тираноборца - получает новое, оригинальное освещение, в котором романтический протест исторически, объективно обусловлен. Как тонко заметили Л. С. Мелихова и В. Н. Турбин, Лермонтов предоставляет своему герою - Степану Калашникову - один путь поведения - протест, и в этом, безусловно, сказался романтизм поэмы, но один путь поведения оправдан не субъективными только причинами, но и бытом, психологией, коренящимися в самом устройстве жизни. |
