Художественное своеобразие произведения «Марфа Посадница»
В повести Карамзина действует народ. Он рассказывает, как по зову вечевого колокола на площадь, где находились именитые новгородцы («посадники с золотыми на груди медалями», «тысяцкие с высокими жезлами», «бояре», «люди житые со знаменами»), спешат и простые граждане «отцы семейства», составляющие большинство жителей Новгорода. На протяжении всей повести отношение Карамзина к народу двойственно: писатель то восхищается самоотверженностью и мужеством народа, то устами своих действующих героев осыпает его горькими упреками.
мнению, должен находиться в подчинении у другой, более «сознательной» силы: народ должен быть всегда подчинен и управляем.
Важно отметить также, что на долю народа в повести Карамзина выпала миссия морального судьи. В этом отношении Карамзин в некоторой степени предвосхитил Пушкина с его «Борисом Годуновым». Так, во время чтения Холмским княжеской хартии, которая заверяла бояр и парод Новгорода в том, что на них направлена «милующая десница» московского князя, появился сам Иоанн, «безоружен и с главою открытою». Появление Иоанна было встречено с энтузиазмом лишь «княжескими легионами, взывавшими ему славу и долголетие». Новгородский же народ, потрясенный казнью Марфы и устрашенный видом эшафота, «еще безмолвствовал». Стоило, однако, рухнуть эшафоту, как «граждане наконец воскликнули: слава Государю Российскому!».
ее антипод - Иоанн - постепенно, различными средствами - и насилием, и благотворительностью склоняет на свою сторону новгородский народ.
Со стороны языка повесть «Марфа Посадница» во многом является нарушением тех языково-стилистических норм, которые вырабатывались Карамзиным на протяжении всего его беллетристического творчества. Важность предмета заставляет его отказаться от «вседневной речи» и обратиться к высокому слогу.
своих художественных произведений он действительно свел до минимума). Вот далеко не полный перечень славянизмов, архаизмов в тексте повести: «веси и грады», «стогны», «лютые соседи», «лютейшие междоусобья», «прах вечности», «благословенная страна Киевская», «десница князей великих», «врата цареградские», «златые кресты великолепных храмов», «воинство Цимисхия», «пред очами государя», «Марфа взирает», «подъемлет руку», «древний глас», «поля златятся власами», «трупы витязей убиенных», «согбенный летами и болезнями, бесчадный при конце жизни».
«Высокость» слога «Марфы Посадницы» создается также значительным употреблением (и в авторской речи, и в языке действующих лиц) причастий и, что особенно характерно, таких конструкций причастных оборотов, в которых причастие поставлено постпозитивно относительно всего причастного оборота, например: «булатный меч, на стене висевший», «дружина княжеская, из храбрых дворян состоящая».
«Марфа Посадница» сыграла важную историко-литературную роль. Острая политическая тематика этой повести сделала ее, как в свое время «Бедную Лизу», одним из самых популярных произведений Карамзина. По свидетельству Белинского, «Бедная Лиза» и «Марфа Посадница» сводили с ума всю публику».
Субъективно Карамзин стремился своей повестью убедить читателей в преимуществе монархического, строя перед республиканским, в исторической неизбежности самодержавия, а также в необходимости сохранить самодержавие и для блага своих современников. Однако созданный писателем героический образ Марфы и в особенности ее аргументация в пользу «народоправства» могли склонять читателей и на сторону республики. Внимательный читатель к тому же не мог не заметить и следующего любопытного места в повести: Иоанн «обещает России славу и благоденствие; клянется своим и всех его преемников именем, что польза народная во веки веков будет любезна и священна самодержцам российским или да накажет бог клятвопреступника да исчезнет род его, и новое, небом благословенное поколение да властвует на троне ко счастию людей!». К этому заявлению Иоанна Карамзин в подстрочном примечании написал: «Род Иоаннов пресекся, и благословенная фамилия Романовых царствует». Вряд ли Карамзин хотел сказать этим, что самодержавие не соблюло «пользы народной», но такой вывод можно было сделать.
Повесть Карамзина испугала тогдашнего цензора (Прокопович-Антонский увидел в ней прямое воззвание к бунту и объявил, что не может пропустить ее). «Марфа Посадница», конечно, ни в какой мере не была «воззванием к бунту», но опасения и негодование, которые она вызвала со стороны консерваторов-реакционеров, были вполне основательны и закономерны. |
