Александры Федоровны, а затем наследника, будущего Александра II. Это надолго сблизило Жуковского с придворными сферами и потребовало от него много времени и сил. С этой переменой в жизни совпало серьезное изменение и в творчестве Жуковского. Его друзья полушутя-полусерьезно заговорили о «дворцовом» романтизме Жуковского. Но они были правы только отчасти. Сближение с царским двором не было основной причиной эволюции романтизма Жуковского. Значительно большую роль здесь сыграли обстоятельства его личной жизни. В 1817 г. М. А. Протасова вышла замуж, а в 1823 г. она умерла. Оба эти события глубоко отразились в поэзии Жуковского.
дворянских революционеров в русской литературе складывается революционно-романтическое течение. Романтизму В. А. Жуковского и К. Н. Батюшкова, игравшему доселе прогрессивную роль, предстояло или развиваться дальше, отвечая новым общественным и литературным требованиям, или вступить в противоречие с ними. Судьба «Арзамаса» была в этом смысле весьма поучительной. Жуковский по самым основам своего общественного и литературного мировоззрения не мог пойти вместе с революционными романтиками. Естественно, что он стал отставать от передового литературного движения. А в этих условиях неизбежно должны были нагляднее проявиться и возобладать слабые стороны романтизма Жуковского.
«Двенадцать спящих дев» - балладе «Вадим». В конце первой части поэмы - балладе «Громобой» - был предуказан путь спасения Громобоя и двенадцати дев: искупить вину может только герой, чистый душой, верный небесной красоте, презревший все земное. Вторая баллада - рассказ о подвиге такого героя. Это уже не Теон, для которого и жизнь и вселенная прекрасны, для которого «все в жизни к великому средство». Вадим готов на моральный подвиг во имя потустороннего идеала. Прекрасное для него - вне чувственного мира. История Вадима - это история человека, который с юношеских лет ощутил непреодолимое стремление к «чему-то неизвестному» и путем победы над соблазнами земной жизни достиг «желанного»:
«Вадима», Жуковский снова обращается к переводу баллад. Это были «Рыбак» и «Лесной царь» Гете, «Рыцарь Тогенбург» и «Граф Габсбургский» Шиллера. Признав «Рыцаря Тогенбурга» прекрасным и верным переводом одной из лучших баллад Шиллера, Белинский отметил при этом, что ее герой представляет безнадежную попытку воскресить средневековое мировоззрение. Но автору «Вадима» образ рыцаря-инока, целиком захваченного чувством высокой любви к Прекрасной Даме - недоступной ему монахине, был близок.
«Узник». Поэт изменяет ситуацию шиллеровской баллады о рыцаре Тогенбурге. Там красавица, не умея ответить на любовь рыцаря, добровольно уходит в монастырь; здесь она заключена в темницу и рвется на свободу. Рыцарь Тогенбург стал иноком, чтобы хоть в окно видеть любимую; герой «Узника», заключенный в той же темнице, что и любимая им красавица, после ее смерти «холодно принял» весть о своем освобождении. В обеих балладах изображается герой, способный все принести в жертву своей любви. Но Жуковский подчеркивает, что верность в любви выше стремления к свободе. Белинский отнес балладу «Узник» наряду с «Теоном и Эсхином» к числу «самых романтических произведений, какие только выходили из-под пера Жуковского» (VII, 192). Но Белинский не указал на значительное различие героев этих баллад. По своей отрешенности от земного бытия Узник ближе к Вадиму, чем к Теону.
«Теоне и Эсхине» Белинский почувствовал «величайшую односторонность» романтизма Жуковского. Вспомним слова критика об отличии нового романтизма от романтизма «в духе средних веков». В творчестве Жуковского «мир исторического созерцания и общественной деятельности», с которым он сближался в 1812- 1815 гг., начинает заслоняться «внутренним миром сердца», а романтический идеал приобретает все более отчетливую мистическую окраску. На протяжении 1819-1824 гг. Жуковский создает новый лирический цикл, который можно назвать поэзией мистического романтизма. Печальная история «неразрешенной» любви с ее драматическим финалом (смерть М. Протасовой) претворяется здесь в обобщенную концепцию таинственной связи двух миров, позволяющей преодолевать ограниченность земного существования. |
