«Преступление и наказание» Основное содержание - Часть 2
Раскольников сторонился всякого общества, особенно в последнее время. Но теперь его вдруг что-то потянуло к людям. Он вошел в распивочную. На столах стояли крошеные огурцы, черные сухари и резанная кусочками рыба; все это очень дурно пахло. От одного такого воздуха можно было сделаться пьяным. Раскольников занял место и огляделся. Народу было мало. Его внимание привлек человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые глазки. В его взгляде, пожалуй, был смысл и ум, - но в то же время мелькало как будто и безумие. По всему было видно, что он хочет завести разговор. Наконец он громко и твердо проговорил:
- А осмелюсь ли, милостивый государь мой, обратиться к вам с разговором приличным? Ибо хотя вы и не в значительном виде, но опытность моя отличает в вас человека образованного и к напитку непривычного. Мармеладов моя фамилия; титулярный советник. Осмелюсь узнать: служить изволили?
Мармеладов привстал, покачнулся, захватил свой полуштоф, стаканчик и подсел к молодому человеку.
- Милостивый государь, - начал он почти торжественно, - бедность не порок, это истина. Но нищета - порок-с. В бедности вы еще сохраняете благородство врожденных чувств. За нищету же метлой выметают из компании человеческой. И отсюда питейное. Месяц тому назад супругу мою Катерину Ивановну избил господин Лебезятников. Понимаете-с?
Он налил стаканчик, выпил и задумался.
- Забавник! - громко проговорил хозяин, одетый в поддевку и страшно засаленный черный жилет. - А для ча не работаешь, для ча не служите, коли чиновник?
- Для чего же просить?
- А коли идти больше некуда. Ведь надо же, чтобы каждому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти. Ну-с я свинья, я звериный образ имею, а Катерина Ивановна - особа образованная и штаб-офицерская дочь. Я подлец, а между тем... о, если б она пожалела меня! Ведь надобно же, чтоб у всякого человека было хоть одно такое место, где бы и его пожалели! Но нет, меня уже не один раз жалели, а я прирожденный скот!
- Еще бы! - заметил, зевая, хозяин.
нас трое, и она в работе с утра до ночи. Для того и пью, что в питии сострадания ищу... Не веселия, а единой скорби ищу... - И он, как бы в отчаянии, склонил на стол голову. - Вдовой уже взял я ее с троими детьми, сам в то время уже вдовец и от первой жены четырнадцатилетнюю дочь имел - Соню. Воспитания Соня не получила. Сколько может, по-вашему, заработать в день честная девушка, не имеющая особых талантов? Пятнадцать копеек, да и то не всегда. А тут ребятишки голодные. А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по комнате ходит: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, ешь и пьешь и теплом пользуешься». Лежал я тогда... пьяненький, и слышу, говорит моя Соня: «Что ж, Катерина Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А та отвечает: «А что ж, - чего беречь? Эко сокровище!» Вечером часов в шесть ушла Соня, а в девятом часу обратно пришла и на стол тридцать целковых молча положила. Потом легла на кровать к стенке и накрылась с головой. Катерина Ивановна подошла к Сонечкиной постельке и весь вечер в ногах у нее на коленках простояла, ноги ей целовала, встать не хотела... а я пьяненький лежал. - Мармеладов замолчал, голос его пресекся. Потом поспешно налил, выпил и крякнул. - С тех пор Соня живет по желтому билету отдельно от нас, соседи воспротивились. А я, протрезвившись, пошел к его превосходительству. Они даже прослезились, изволив все выслушать. И взяли меня обратно на службу. Справили мне дома приличную одежду, кофеем перед службой поили. Первое жалованье сполна домой принес. А пять дней назад я хитрым обманом, как тать в нощи, похитил, что осталось от жалованья, и вот-с, глядите на меня! Деньги пропил, одежду пропил, взамен чего получил сие одеяние. На похмелье у Сони выпросил... Пойдемте, сударь, - сказал вдруг Мармеладов, обращаясь к Раскольникову, - доведите меня. Пора... к Катерине Ивановне.
Идти было шагов двести-триста. Смущение и страх все более овладевали пьяницей. Они вошли в дом со двора и поднялись на четвертый этаж.
Стояли два стула, ободранный клеенчатый диван и некрашеный кухонный стол.
Раскольников тотчас признал Катерину Ивановну. Это была ужасно похудевшая женщина, тонкая, довольно высокая и стройная, с еще прекрасными темно-русыми волосами и с чахоточным румянцем на щеках. Она вскрикнула, увидев на пороге, стоящего на коленях мужа.
- А! - закричала она в исступлении, - воротился! Колодник! Изверг!.. А где деньги? Где твое платье? - И она бросилась его обыскивать. - Пропил! все пропил! - кричала она в отчаянии, - а вам не стыдно, - набросилась она на Раскольнйкова. - Ты с ним пил? Вон!
«Ну что за вздор такой я сделал, - подумал он, - тут у них Соня есть, а мне самому надо». Но, рассудив, махнул рукой и пошел домой. |
