«Преступление и наказание»
Роман «Преступление и наказание» по тому, как он воспринимается читателем, является, может быть, единственным в своем роде. Он вводит юного читателя в самообман. И ему кажется все понятным в этом произведении: никаких намеков, никаких загадок, никаких таинственных происшествий. Но тот напряженный интерес к герою, который возникает с первых страниц романа, к концу становится еще напряженнее. И то, на чем держится весь художественный мир романа, оказывается не то что совсем не воспринятым, а понимается поверхностно-прямолинейно: умный бедный студент Раскольников, не преступник по натуре, убил старуху-процентщицу, но не выдержал мук своей совести, донес на себя и был осужден на каторжные работы.
потому что он убил «вредного члена общества». Некоторые даже считают, что Раскольникова толкает на преступление «стремление к хорошей жизни». И только немногие связывают преступление Раскольникова с его теорией. Но суть теории ими тоже воспринимается поверхностно, и, как правило, оказывается совсем не понятым тот факт, что сама теория Раскольникова - по Достоевскому - преступна. Отсюда - ограничительное понимание «наказания»: каторга воспринимается как высшая мера наказания Раскольникову. Ошибки первого восприятия вполне естественны, но применительно к роману «Преступление и наказание» они социально опасны: если даже только один читатель из тридцати вынесет из первого чтения романа убеждение, что Раскольникова толкает на преступление «стремление к хорошей жизни», то и это очень плохо.
Лучший способ избавиться от возможных ошибок первого восприятия - прочтение романа под каким-либо определенным литературоведческим углом зрения. Такой подход к изучению романа - прочтение, а потом анализ на основе этого прочтения - предостерегает читателя от преждевременной (и потому неумелой, необоснованной) критики произведения: нельзя критически (т. е. аналитически) судить о произведении раньше, чем оно усвоено как целое, раньше, чем понята авторская позиция. «Романы, подобные «Дон Кихоту», «Войне и миру», «Преступлению и наказанию», обладают как бы неисчерпаемым смыслом. Каждое поколение открывает в них нечто совершенно новое. Но для этого открытия необходимы и немалые усилия, и верный подход к произведению, в частности, внимательное и углубленное прочтение текста, прочтение, с которого и должен начинаться всякий анализ и от которого он не может полностью отрываться, уходя в абстрактные рассуждения».
«ключевые» места романа, увидеть Раскольникова, одержимого своей идеей, действующим в том художественном мире романа, который и утверждает идею героя, и опровергает ее, т. е. воспринять Раскольникова через Достоевского - в системе авторских опровержений и доказательств. Чтобы достичь этой цели, допустимы разные способы прочтения. Можно назвать две очень интересные работы о «Преступлении и наказании», написанные в жанре прочтения: это статьи В. Кожинова ««Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского» и Ю. Карякина «Перечитывая Достоевского».
В. Кожинов «прочитал» «Преступление и наказание» с точки зрения «ключевых» слов в романе. Прежде всего он раскрыл идейно-художественное значение первой фразы романа: «В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С - м переулке, на удицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К - ну мосту»
«огромное древо романа». Затем он раскрывает роль таких «ключевых» слов, как желтый - желчный, преступление - преступание, шатость, недоконченность, наказание и др.
Такое прочтение романа дало возможность очень глубоко рассмотреть его в самых разнообразных аспектах, а именно: теория Раскольникова и русская жизнь 60-х годов XIX в.
и социалистические идеи, величие Достоевского как автора романа «Преступление и наказание» др. Ю. Карякин «прочитал» роман с точки зрения киноискусства - «по кадрам», в виде «наставления» сценаристам и постановщикам кинофильма по роману.
Тревогу критика вызывает тот факт, что Достоевского охотнее «интерпретируют», чем стараются понять. Достоинством этой работы нам кажется то, что ее автор установил взаимодействие начала и конца романа, показал, что каждая сцена в романе построена «как предчувствие последних снов Раскольникова, но и одновременно - как предчувствие возможности спасительного пробуждения. Ни одна из коллизий романа не может быть понята без ориентации на Эпилог». Карякин говорит о необходимости разбить «тот стереотип, который, к сожалению, вкоренился во многих читателей и зрителей: будто явка с повинной и есть раскаяние, будто Эпилог - это ненужный привесок и лучше бы его и не было».
В изучении романа очень заманчиво пойти по следам этих двух авторов, но для этого у нас нет времени. Поэтому выбираем более «экономный» путь прочтения - по «ключевым» сценам романа. |
