"ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН".
"Евгений Онегин", пожалуй, самое трудное для понимания произведение русской литературы. Про него не скажешь словами Твардовского: "Вот стихи, а все понятно, все на русском языке". Язык этого романа (в широком смысле, не только лингвистическом) очень труден для современного читателя. Не понимали этот язык и современники поэта. Однако они верно уловили, что художественный нерв "Евгения Онегина", средоточие творческих задач, поставленных Пушкиным перед собою, связаны с формой повествования или формой авторского присутствия в тексте.
"Дон Жуану". Действительно, повествователь "Евгения Онегина" перескакивает с предмета на предмет, говорит много необязательного ("светская болтовня"), и все это обильно приправлено шутками и иронией, так что понять мысль автора невозможно, да и облик автора получается каким-то несерьезным. В конце 1 главы Пушкин пишет: "Перечитал все это строго: /Противоречий очень много,/ Но исправлять их не хочу". Признание принципиальное, ибо здесь сам автор обозначил ведущий принцип построения своего романа в стихах. Этот принцип - противоречие.
"всего, что знал еще Евгений", и в 8 строфе делается вывод, что знал он не так уж и мало. Но главное противоречие всего романа и особенно 1-й, ключевой главы - соотношение личности Онегина и личности этого самого Я. от лица которого ведется все повествование. Строфы XV - 1 позволяют заключить, что Онегин и Я, как говорит народ, два сапога пара, близкие по духу, романтически настроенные друзья. Но строфа V решительно объявляет, что "Всегда я рад заметить разность/ Между Онегиным и мной... Как будто нам уж невозможно писать поэмы о другом/, Как только о себе самом".
"терпит"? Дело в том, что на протяжении текста романа значение местоимений 1-ого лица (я, мне, мной, и т. п.) все время меняется. В одних случаях они обозначают автора-поэта, пишущего роман об Онегине и других персонажах. Вспомните все многочисленные рассуждения о литературе, ее истории, теории и практике сочинительства. В других случаях Я обозначает реального человека, который параллельно написанию романа об Онегине живет своей, "биографической" жизнью Пушкина, которая теперь нам хороша известна, да и многим первым читателям была знакома. Таковы, например, три последние строфы 1 главы.
все три мира, причем переходы из одного мира в другой происходят мгновенно, в пределах двух соседних строчек, без всякого предуведомления со стороны "автора". Вот 2 строфа - первая "авторская" (в 1-ом - внутренний монолог Онегина). "Друзья Людмилы и Руслана! С героем моего романа... " - здесь Я - поэт представляет героя своего нового творения. "Онегин, добрый мой приятель, Родился на брегах... " - перед нами Я - вымышленный безымянный персонаж, человек онегинского круга (вряд ли Пушкин стал бы смешивать свою реальность поэта и человека с вымышленной, иллюзорной "реальностью" романных персонажей). "Или блистали, мой читатель... " - опять Я - поэт, имеющий читателя.
"Там некогда гулял и я: Но вреден север для меня" - с пушкинским примечанием, глухо намекающим, что реальный "биографический" человек находится сейчас в южной ссылке. В результате такого построения романный текст все время меняется, объекты описания то и дело оборачиваются разными сторонами, описываются с разных точек зрения. Текст "Евгения Онегина" заключает в себе целых три художественных мира, лежащих рядом, часто переходящих один в другой самым незаметным образом и тем не менее нигде не смешивающихся, не путающихся друге другом. |
