Жизнь и время в творчестве Трифонова

Жизнь и время в творчестве Трифонова План 1. Вступление 2. Главная часть а) « Начало» «Студентах» в) Жажда справедливости г) « Нет не о быте -о Жизни» д) Трифонов во времени е) Москва и Трифонов 3. Заключение «Что вы считаете самым главным событием вашей творческой жизни ?» - такой вопрос был задан Трифонову в интервью , опубликованном в марте за несколько дней до трагичной развязки. Подразумевалось : самое главное событие творческой биографии для писателя - это , конечно , и главнейшие из событий всей жизни. « Появление в газете "Московский комсомолец" моего первого рассказика. Это случилось в 1947 году.» Почему же один рассказик - и столько чести ? творческая жизнь. Будущую известность писателя определяет безызвестный рассказик.   «НАЧАЛО» себя выдаю? Ведь я твержу себе днем и ночью, вижу во сне, будто я - ну, не гений, скажем, но одаренная личность... Без тайного фанфаронства начала не бывает. бьет фонтанчик «Я! Я! Я! Я!» Ну, а что, собственно, я? Какое, к шутам, я? Несколько рассказиков, не принятых ни в одном журнале, да четыре главы неоконченной повести, которая не понятно что? Каму нужно? Кто будет печатать? Кто будет читать? Совершенно ничтожная мура. Ниже нуля. Порвать и никому не показывать. Литературу делают волы, как сказал Ренар. Дело не в том, чтобы написать одну гениальную страницу, а в том, чтобы написать триста. Разве ты похож на вола? Разве способен триста? Да никогда в жизни! «в двадцать лет я говорил: «Гуно!», в тридцать: «Гуно и Моцарт!», в сорок - «Моцарт и Гуно!», в пятьдесят я говорю - «Моцарт!». Я помню, как мне очень нравилась в юности одна девушка, и, когда меня с ней познакомили и сказали, что я «пишу», она сказала: «О, я что-то читала, помню Вашу фамилию!» В то время не было напечатано ни одной моей строчки, и, однако, я мгновенно поверил в то, что она читала и помнит. То есть поверил , разумеется, на долю секунды, на что распространялась сила моего тайного фанфаронства: ведь в глубине сознания я ощущал себя писателем. И к тому же - известным. В следующую секунду окатило холодом другое чувство: я бездарность, и никто никогда меня не узнает. Но тот первый рефлекс поразителен! У Олеши где-то есть замечание о том, что все писатели мира, нынешние и древние - это как - бы один писатель. Речь не только о писателях, разумеется, о художниках вообще. О самоощущениях художников. Оно всегда полно, тотально. Поэтому мне кажется - начинающих художников не существует. В течение долгих лет мы приобретаем лишь сумму приемом и опыт жизни, но самоощущение - какое в начале, такое до конца дней. И это самоощущение сплав горького отчаяния и величайшей веры в себя. Должен ли художник верить в себя как в бога! Да. Должен ли постоянно угрызаться и сомневаться в своих возможностях? Да. И спрашивать себя: кому нужна чепуха, которой я занимаюсь? Да! Да! Да! Начало лучше всего обрубать. В искусстве тоже. Раскачку - к черту! Когда - то я написал рассказ, который был напечатан в спортивной газете. В одном номере рассказ не поместился, разбили на два. Помню, Арбузов, прочитав второй отрывок и не поняв, что это продолжение, бурно меня хвалил. «Так и надо, Юра: начало немного странное, неожиданное даже несколько не понятное - говорил он, - зато все достоверно. И не нужно ничего объяснять. Вы молодец!» Я не чувствовал себя молодцом, но отчетливо понял, что начало - то, отчего следует отделываться как можно скорей. Не топчитесь слишком долго в прихожей, врывайтесь в комнату. Не засиживайтесь в начинающих, которых не существует. Но имейте в виду: дальше легче не станет! И таково начало Трифонова. (Из одноименной статьи Трифонова «Начало»). Спокойно и медленно он и говорил. Аудитория слушала его внимательно. О литературе он говорил точно, веско, постепенно увлекаясь своей мыслью ; это был человек , который о ней постоянно и напряженно думал , жил ею. Трифонов был писателем - и никем другим его представить было невозможно. За внешней рыхлостью и флегматичностью скрывалась внутренняя сила. От петеропливой повадки и продуманной речишло ощущение убежденности и независимости. создал в прозе свой мир , который был настолько близок миру города , в котором мы живем , что порой читатели и критики забывали отом что это литература , а не реальная действительность , и относились к его героям как к своим непосредственным современникам.   Отсюда -ревность. - Трифонов клеймит современное городское мещанство , полуинтеллигнтов , обличает безнравственных пошляков! - возражали другие. - Он искажает облик нашей интеллигенции! Она гораздо чище и лучше , чем предстает в его изображении ! Это шарж какой-то он не ценит интеллигенцию! - возмущались третьи. - этот писатель просто не любит людей. Он не добр , не любит людейс детства , с момента , который лишил егопривычного образа жизни , - анализировали четвертые.   Все эти «голоса» не выдуманы. Они звучали настойчиво- со страниц газет и журналов , в частных беседах. И только много позже можнопонять , что это были голоса героев книг. «Когда-то казалось что нехватает сюжетов , - писал он в статье «Нескончаемое начало» . - О чем писать ? У других - события , приключения опыт жизни , множество встреч , а у меня ничего нет. Кроме того , мучил недостаток воображения » . « Студентах» Юрий Трифонов родился в Москве , 28 августа 1925. Его отец , Валентин Андреевич Трифонов , профессиональный революционер, прошедший царскую каторгу и ссылку , во время войны был членом коллегии Наркомвоена , членомРеввоенсовета ряда фронтов. Семья Трифонова жила в «доме на набережной » , на Берсеневской набережной -Доме Правительства , как его называли. Судьба отца трагична - его жизнь оборвалась в 1938 году. Юрию Трифонову былопятнадцать лет , когда началась Великая ОтечественнаяВойна ; одно время он жил в эвакуации в Средней Азии затем - работал на авиационном заводе в Москве. Летом 1944 года Юрий Трифонов подает документы в Литературный институт. Первая его повесть , «Студенты» , была дипломной работой. Вэтом произведении мы встречаем положительного героя , студента литературного факультетаВадима Белого , который рассуждает о литературе. Например , так : « Это Достоевский , которого народне понимал и не поймет никогда » . Уже в «Студентах» среди действующих лиц мы обнаруживаем начинающего писателя - Сергея Палавина. Онвыступает перед студентами с чтениемсвоей повести « Высокий накал ». Излагается ее содержание : « Токарь Толокин полюбил секретаршу заводоупарвления Полю. Поля принимает решение перейти работать в цех , но Толокин против. Он не верит , что она сможет работатьпо-настоящему...» Трифонов дает на «пробу» и стилистику повести Палавина : «А в широкие фрамуги врывалось ослепительное весеннее солнце...» Повестьслушатели не принимают , при обсуждении горячо говорят о ее схематизме. И - последняя деталь главы , в которой рассказаноо чтении повестиконъюнктурщиком Палавиным : « Яркая большая афиша палавинского вечераболталась на гвозде. Потомкто-то из танцующих задел ее , она свалилась на пол , и еще кто-томимоходом отбросил ее под рояль » . Не слабее « ослепительного весеннего солнца » , которое « врывалось » ! Но молодой писательТрифонов этого не чувствовал. Не чувствовал он и того , что в принципеего вещь родственна , близка по схематизму , конъюнктурности палавинской повести. Только у Палавина из фрамуги« врывалось ослепительное весеннее солнце » , а у творца , Трифонова, повесть начинается тем,что солнце плавит укатанный уличный асфальт... Окна... ослепительно пылают »; а кончается - « ... солнце пылает в стекле распахнутых окон » , то есть одна и та же « творческая манера » !Рукопись Палавина , разгромленная , как близнец , оказывается похожа по стилю на повестьТрифонова... То , что Палавин - начинающий писатель , не чувствовалось ни в его словах , ни в его мыслях , ни в его поступках. « Студентах » , Трифонов изображал поверхность , результат. И так как с самого начала повести ясно , что от Палавина ничего хорошего ждать не следует , ничего заранее не ждешь и от его повести. С той же предопределенностьюизображается в «Студентах» и заводской литературный кружок , который ведет Вадим Белов - главный геройи оппонент Палавина. Обсуждаются , например , графоманские стихи слесаря Батулина :  Поют лирические трели , И пневмотолот Весь день грохочет и стучит... « В поэзии все должно быть точно. И главное в ней - это не звонкая рифма , а интересная , глубокая мысль» . Не очень свежее умозаключение , не так ли ? Больше всегов повести говорят именно о литературе - факультет-то литературный ! На вопрос о своемписательском пути Ю. Трифоновотвечал так : « Этот вопрос касается не только моего собственного развития как писателя. Оно обусловлено временем , в которое я жил. Ведьэто время очень изменилось. Роман « Студенты» был написанв 1949-50 годах... Теперь мы уже , слава богу , вступили в 80-е годы. Я уже в течение почти тридцати лет профессиональный писатель. И жизнь нашей страны колоссально изменилась за эти тридцать лет. Если вспомнить , что было тридцать лет назад , что было в разныхсферах нашей жизни , то мы дажесегодня задним числом можем удивляться тому , что такие колоссальные изменения стали возможныи что они произошли , потому что , когда живешь в этом времени , почти не замечаешь всех изменений. Значит , нужно оглядываться назад. С изменением жизни , условий жизни изменилось и мое отношение к этой жизни. И кроме того , я сталболее опытным , более зрелым писателем. Я хотел найти новый ключ к пониманию действительности , новую стилистику. поэтому я стремился уйти от студентов». Некоторые критики высказалив мой адрес довольно наивныеупреки : что это значит ? В « Студентах» вы писали так , изображали студенческую жизнь того времени так , а в « Доме на набережной» совсем иначе ? Некоторые считали, что « такая литература не безвредна ,в особенности будучи обращеннойк молодежи. Фальшь есть фальшь, хотя бы даже невольная. И на неокрепшее юношеское понимание она способна оказывать отнюдь не благотворное воздействие... В оправданиеавтора «Студентов» можно сказать лишь , что самому Юрию Трифонову было тогда 25 лет». Такая постановкавопроса кажется мне догматической... Изменился не я , невероятно изменилось время. Времянаучило меня смотреть другими глазами на знакомые события». Роман «Утоление жажды» трудно появлялся на свет. Писался он по договору с журналом «Знамя» , закончен был к концу 1962 года , но по представленной рукописижурнал отказался его печатать. Трифонов показал романв « Новый мир» , но и там получал скоропалительный отказ. В конце концов роман все-таки был напечатан в « Знамени». В романе две сюжетные линии : линия , рассказывающая о строителяхКаракумского канала , и линия судьбысамого рассказчика , Петра Корышева. Впервые Впервые настраницах трифоновской прозы появляется герой писатель ( если не считать раннего опыта с Сергеем Палавинын - но там «писательство» не было той внутренней « Утолении жажды» ) . Жанровая форма романа, к которой Трифонов обращается впервые , открывает ему новыевозможности - увидетьчеловека в его сложныхвзаимосвязях с обществом. Роман былактуален не столько по «географии» , сколько по изображенному времени конца 50-ых, когда у людей возникла«жажда не менее сильная , чем жажда воды... жажда справедливости» , - времени ХХ съезда партии , восстановившегося историческую справедливость в отношении тех , к которым относился и коммунист Валентин Андреевич Трифонов., отец писателя... На страницах романа ведется спор : «- Вы знаете , как туркмены утоляют жажду ?Вот послушайте : сначала утоляют «малую жажду» , две -три пиалки , а потом , после ужина , - «большую жажду» , когда поспеет большойчайник. А человеку , который пришелиз пустыни , никогда недают много воды. даютпонемногу. - Да не будет никому плохо ! Чепуха это! Не верю! - говорит Тамара возбужденно. -Как может быть чересчур много правды ? Или чересчур много справедливости ?» «утолении жажды» определяет главную внутреннюю тему нового романа Трифонова , особенно явно звучащую в истории журналиста ПетраКорышева , от лицакоторого ведется повествование. С многозначительного мотиважажды и духоты и начинается роман , в котором экзотика пустыни снижена , «заземлена» буквально с первых строк : «Ехатьбыло мучительно , мы сидели в трусах и в майках на мокрых от потаматрасах и обмахивались казенными вафельными полотенцами... Я ехалВ пустыню потому , что у меня не было выхода. И я не любил ее , и не думал о ней , не вспоминал о ней. Явспоминал о другом. И , кроме того , меня мучила жажда» Герои романанаходятся в состояние перманентного спора. Спорят их жизненные позиции , уклад и образ жизни -спорят ,так сказать, не только слова. Споридет о самом главном - о времени : « Люди спорили о крутизне откосов , дамбах о фразах , о мелочах , но на самом деле это были споры о времени и судьбе » . Эти споры о времени разворачиваются на разныхуровнях романа. Петр Корышев , человек молодой , но уже много испытавший (отец его был репрессирован и посмертно реабилитирован ) , ощущает себя надломленным ( «Проклятая неуверенность. Она сидит во мне , как бацилла» ) . Его положение в жизни ( начало романа) Крайне не устойчиво , нестабильно : нет еще не работы не твердой почвы под ногами. Но единственное , что у него действительно есть ,- это жизненныйопыт. Вопрос о восстановлении справедливости был самымактуальным вопросом в общественном сознании конца 50-ых -начала 60-ых годов. , искусства и литературы. литература ощутила внутреннюю потребностьв прямом злободневном отклике на нравственное событие всенародной значимости. И в позе , и в поэзии , и в критике зазвучал открытыйгражданственный голос ; поэзия вышла на трибуну , названную в последствие эстрадой ; проза - впрямую обратилась к сложному , переломному сознанию общества , апеллируяк самосознанию каждого гражданина; критика активно участвовала в формировании социально-нравственного мироощущения советского человека. Жажда справедливости была общественной жаждой. В русском языке нет, пожалуй, более загадочного многомерного и непонятного слова. Ну что такое быт! То ли это - какие - то будни какая - то домашняя повседневность, какая - то колготня у плиты, по магазинам, по прачечным. Химчистки, парикмахерские... Да, это называется бытом. Но и семейная жизнь - тоже быт. Отношения мужа и жены, родителей и детей, родственников дальних и близких друг другу - и это. И рождение человека, и смерть стариков, и болезни, и свадьбы - тоже быт. И взаимоотношения друзей, товарищей по работе, любовь, ссоры, ревность, зависть - все это тоже быт, но ведь из этого и состоит жизнь! Скажут: «Трифонов наводит тень на ясный день, защищает бытовизм...» А я прошу одного: объясните, что это значит. (Из одноименной статьи Трифонова). Повести «Обмен», Предварительные итоги», «Долгое прощание», «Другая жизнь», «Дом на набережной» принесли писателю широкую известность среди читателей и почти полное непонимание у критиков. Трифонова упрекали за то, что в его новых произведениях не было крупных личностей, что конфликты строились на бытовых, житейских, а не широкомасштабных ситуациях. Как бы отвечая на эту критику Юрий Трифонов один за другим создавал произведения на исторические, точнее, историко - революционные темы. («Отблеск костра», «Нетерпение», «Старик»). Где он вновь сопрягал высокое и обыденное, искал связь между революционной непримиримостью и жестокостью наших дней. и средств такого служения, поднятая когда - то Ф. Достоевским в «Бесах» (Ю. Трифонов высоко ценил этот роман). Впервые она зазвучала в «Отблеске костра». «Отблеск костра» - не исторический очерк, не воспоминание об отце, не биография его, не некролог. Это и не повесть о его жизни. Все это возникло после чтения бумаг, которые нашлись в сундуке, в них гнездился факт, они пахли историей, но от того, что бумаги были случайные, хранились беспорядочно, и жизнь человека проглядывала в них обрывочно, кусками, иногда отсутствовало главное, а незначительное вылезало наружу: оттого и в том, что написано ниже, нет стройного рассказа, нет подлинного рассказа, нет подлинного охвата событий и перечисления важных имен, необходимых для исторического повествования, и нет последовательности, нужной для биографии, - все могло быть изложено гораздо короче и в то же время шире. Я шел за документом. Меня заворожил запах времени, который сохранился в старых телеграммах, протоколах, газетах, листовках, письмах. Они все были окрашены красным светом, отблеском того громадного, гудящего костра, в огне которого горела прежняя российская жизнь - так отзывался Трифонов о своей документальной повести.   Зрелый талант Ю. Трифонова проявился в «московский повестях». Здесь нет острейших общественно-идеологических столкновений , как в « Студентах » , нет эпических описаний , как в « Утолении жажды» . писателях , актрисах , ученых - читатель безошибочноугадывал себя. Моя проза , утверждал он , « не про каких-то мещан , а про нас с вами» , про рядовых горожан. « История присутствует в каждом сегодняшнем дне , в каждой судьбе , - утверждалхудожник. -Она громоздиться могучими невидимыми пластами - впрочем , иногда видимыми , даже отчетливо - во всем том , что формирует настоящее» . свобода человека перед лицом обстоятельств. В « московских повестях» В качестве таких обстоятельств выступают мелочи быта , что как не трудно заметитьроднить Ю. Трифонов с любимым писателем А. Чеховым. Чеховский сюжетнезаметной деградации личностиполучает в героях Ю. Трифонова во многом иное звучание. Чеховский Иванов в ответ на сочувственное замечание одного из собеседников о том , что его , Иванова , « Среда заела» , гневно отвечает , что среда здесь не при чем , и берет на себя все ответственность за бесцельно истраченные годы. Трифоновские герои , напротив , рады объяснить свои нравственные предательства и компромиссы обстоятельствами , средой.   « Старика» . В романе «Время и место» законспектирована вся проза - от «Студентов» до обмена , «Долгого прощания», « Предварительных итогов» и « Дома на набережной « ; там можно найти все трифоновские мотивы. « Повторность тем - развитие задачи, рост ее» , - замечала Марина Цветаева. Таку Трифонова - тема все углублялась, шла кругами , возвращаясь , но уже на другомуровне. « Меня интересуют не горизонтали прозы , а ее вертикали» , - замечал Трифонов в одномиз последних рассказов. К какому бы материалу он ни обращался , будь то современность , время гражданской войны , 30-ые годы нашего века или 70-е прошлого , перед ним стояла прежде всего проблема взаимоотношений личностии общества , а значит - их взаимной ответственности. Трифонов был моралистом - но не в примитивном смысле этого слова; не ханжой или догматиком , нет , - он полагал , что человек несет ответственность за свои поступки , из которых складывается история народа , страны ; а общество , коллектив не может, не имеет права пренебрегать судьбой отдельного человека. Трифонов воспринималсовременную действительность как эпоху и настойчиво искалпричину изменения общественного сознания , протягивая нитьвсе дальше и дальше -в глубь времени. Трифонову было свойственно историческое мышление; каждое конкретное социальноеявление он подвергал анализу , относясь к действительности как свидетельи историк нашего времени и человек , кровно вросшийв русскую историю , неотделимыйот нее. В то время как « деревенская» проза искала свои корни и истоки , Трифонов тоже искал свою «почву» . « Моя почва - этовсе , чем Россия перестрадала!» -под этими словами своего героя мог подписаться и сам Трифонов. Действительно , это была его почва , в судьбе и страданиях страны складывалась его судьба. Более того : эта почва стала питать корневую систему его книг. Поиски исторической памяти объединяют Трифонова со многими современными советскими писателями. При этом память была и его « домашней» , семейной памятью- чисто московская черта , - не отделимойот памяти страны. Вот как он описываетпоследнюю встречу лирического героя « Дома на набережной» с однимиз мальчиков -друзей детства , с Антоном : « Он сказал , что через дня эвакуируется с матерьюна Урал , и советовался , что ссобой взять : дневники , научно-фантастический роман илиальбомы с рисунками? Его заботы казалисьмне пустяками. О каких альбомах , каких романах можно было думать , когда немцы напороге Москвы. Антон рисовал и писал каждый день. Из кармана его курточкиторчала согнутая вдвое общаятетрадка. Он сказал : « Я и эту встречув булочной запишу. И весь наш разговор. Потому что все важно для истории»  Трифонов во времени На Трифонова , как и на других писателей , как и на весь литературный процесс в целом , конечно жевлияло время. Но он в своем творчестве не просто честно и правдиво отражал те или иные фактынашего времени , нашейдействительности , а стремилсядокопаться до причин этих фактов. Социальный историзм есть принципиальное качество его прозы : я полагаю , что повесть « Дом на набережной» неменее исторична , чем роман « Нетерпение» , написанный на историческом материале. Трифонов останавливался только на тех эпохах и тех исторических фактах , которые предопределили судьбу егопоколения. Так он « вышел» на время гражданской войны и такдалее - на народовольцев. Революционный террор - вот чему посвящено последнее эссе Трифонова «Загадка и провидение Достоевского» . Трифонов , который пыталсяв самом начале своего пути предложить очень противоречивому и сложному времени (конец 40-ых годов) более чем благоприятный - парадный портрет так сказать , мифологизировать время , путем ошибок и пробприходит к исследовательскому реализму с его жестким антиромантизмом, приходитк демологизации , делегендаризации современности и истории. И при этом безыллюзорном характере его прозы она , бесспорно , поэтична. Трифонов для того чтобы понять себя , понадобилось пойти вспять , грести назад во времени , к началу , это было поиском корней или сердцевины явления , это было поиском себя , работой самосознания. Трифонов и Москва Так , поэтична и дорога его сердцу Москва. « Мы стояли с Антономна крыше возлеметаллической , из тонкихпрутьев оградки и смотрели на черный ночной город. Ни проблеска , ни огонька внизу , все непроглядно и глухо , только две розовыешевелящиеся раны в этой черноте -пожары в Замоскворечье. Город был бесконечно велик. Трудно защитить безмерность. И еще река еене скроешь. Онасветилась , отражаязвезды , ее изгибы обозначали районы. Мы думалио городе как о живом существе, которое нуждалось в помощи» . Военная и мирная , довоенная и современная Москва : с Тверским бульваром , Беговой , стадионом «Динамо» , Серебряным бором. Он писал Москвузимнюю , снежную , освещенную теплыми московскимифонарями; Москву задымленную , «горящую» - лета 1972 года ; писал москворецкие пляжи напротив Троице- Лыкова , цвет речной воды , Нескучный сад с желтеющейнаверху Первой Градской больницей. Передвижения его героев по Москве отличает точность , достоверность топографии. более того - он укрупнил детали московского пейзажа , увидел - сквозь дома и улицы - судьбу города. Так , нельзя не вспомнить прозу Трифонова , когда проезжаешь мимо серого дома на Берсеневской набережной - благодаря Трифонову он стал памятником эпохи.  Все возрастающий интерес к книгам Трифонова часто сочетался с поверхностными отзывами , свидетельствовавшими о нежеланииразобраться в его мыслях посуществу. Трифонов бывал глубоко задет не пониманием , критическим своеволием , намерением утвердится за его счет. В опубликованной посмертно его беседе с критиком Л. Аининским явственно звучит накопившаяся за много лет обидаписателя c которымразговаривают совсем не о том , что его волнует. Какая экология! Какие «проблемы природы» и взаимоотношений с нейчеловека !... Это для него , социального писателя , звучало «не по адресу». Он не давал себя увлечь проблемами НТР , ни экологией , ни другимимодными темами. Он полагал, что все это уводит литературу от главного - от анализа социальных отношений. Заключение «Мы делаем одно общее дело. Советская литература - это громаднаястройка , в которойучаствуют разные и непохожие друг на друга писатели. Из наших усилий создается целое. Между темкритика подчас требует такой цельности , такой универсальности от каждого произведения , будто каждое произведение должнобыть энциклопедией. неким универсалом , где достать все. « Почему здесь нет этого ? Почему не отражено то-то ?»Но , во-первых , это невозможно. Во -вторых -не нужно. Пусть критики научаться видеть то , что есть , а не то , чего нет. Есть люди , обладающие каким- то особым , я бы сказал , сверхъестественным зрением : они видятто , чего нет , гораздо более ясно и отчетливо, чем то , что есть.» ( Ю. Трифонов ) Судьбу прозы Трифонова можно назвать счастливой. Ее читает страна , где книги Трифонова собрали за тридцать лет миллионные тиражи; его переводят и издают Восток и Запад , Латинская Америка и Африка. Благодаря глубокой социальной специфики изображенного им человекаи узловых моментоврусской и советской истории он стал интересен читателемвсего мира. Трифонов скончался 28 марта 1981 года. Уже после его смерти были опубликованы цикл рассказов «Опубликованный дом» и роман «Время и место» , над которым он работал до последних дней. Трифонов все больше и больше усложнял свои задачи ; замысел его последнего романа , пожалуй , носит пожалуй настолько крупный характер , что об окончательном варианте говорить не приходиться. Трифонов работал честно и писал правду ; он создал свой мир и поэтому стал необходим литературе , поэтомумы почувствовали такую пустоту после его смерти. Ораторы говорили , что произведение Трифонова « пробудили в нас совесть» , что он умел видеть «отблеск истории на лице каждого человека» , что он «был добр» , что он создавал бы еще очень крупные, « может быть , великие произведения» ( на похоронах Трифонова) Список использованнойлитературы 3. Ю. Оклянский - Юрий Трифонов